Дом разделенный - Перл С. Бак

преподавателем, Юань занимался своим любимым делом: шел в большой зал с книгами и часами сидел там, читал и записывал мысли, которые того стоили, и о многом думал. За это время он вынужден был признать, что западные люди – вовсе не дикари, как обзывал их Мэн, и что при всей грубости простого народа на Западе живет много ученых, сведущих в самых разных науках. Множество раз Юань слышал, как его соотечественники в этой чужой стране говорят, будто бы чужеземцам поистине нет равных в знании материального, зато в искусствах – то есть в том, чем живет человеческая душа, – они смыслят мало. Однако теперь, глядя на эти огромные залы, полные философских трактатов, поэтических сборников и книг по искусству, Юань невольно задался вопросом, так ли уж велик его собственный народ в этом отношении, хотя, конечно, он скорее умер бы, нежели произнес эту мысль вслух в чужом краю. Он даже нашел переводы на западные языки высказываний древних и современных мудрецов его народа и книги об искусстве Востока, и все эти огромные знания сперва привели его в ужас, и он стал отчасти завидовать западным людям, обладающим такими богатствами, а отчасти ненавидеть их, и ему было очень неприятно сознавать, что у него на родине простолюдины часто не умеют даже написать собственного имени, а их жены – и подавно.

С тех пор, как Юань прибыл в этот чужой край, он разрывался между двумя противоречивыми чувствами. По пути сюда, на борту корабля, когда к нему вернулись силы, он был рад, что снова может жить. И, радуясь жизни, он научился у Шэна получать удовольствие от путешествия и от новых зрелищ, что встречались им по пути, и от величия других стран. Словом, на новые берега Юань сошел исполненный предвкушения, как дитя перед спектаклем, готовясь радоваться и наслаждаться увиденным.

И поначалу все его радовало. Когда он впервые очутился в большом портовом городе на западном берегу, ему показалось, будто все здесь в самом деле так чудесно и удивительно, как рассказывают. Дома были даже выше, чем он слыхал, улицы были мощеные, как дворы в его стране, и такие чистые, что на них можно было сесть или лечь и не замарать одежды. И все люди казались поразительно чистыми. Белизна их кожи и чистота одежд радовали глаз, и каждый встречный был богат и сыт, и Юань пришел в восторг от увиденного, ведь нищие здесь не сновали среди богатых. Богатые могли спокойно гулять по улицам, не отбиваясь от назойливой бедноты, просящей милостыню. В такой стране можно было с чистой совестью наслаждаться жизнью, ибо у всех всего было в достатке, и есть с удовольствием, ибо так ели все.

В те первые дни Юань и Шэн невольно пускали слезу, видя кругом столько красоты. Ибо эти люди жили во дворцах – по крайней мере, невиданные высокие дома казались юношам дворцам. Вдали от лавок и магазинов улицы были широки и тенисты, и семьям не нужно было обносить свои жилища высокими стенами: зеленая лужайка одного дома плавно переходила в соседскую, и Юань с Шэном не могли не дивиться такому укладу, поскольку им казалось, что все соседи здесь безгранично доверяют друг другу и оттого не закрываются от воров и зевак.

Словом, поначалу город показался им образцом совершенства. Столь отчетливо вырисовывались на фоне металлического голубого неба огромные прямоугольные дома, что они казались величественными храмами, однако внутри не было богов. А между ними на огромной скорости носились тысячи тысяч повозок, в которых сидели богачи со своими женами – впрочем, даже те, кто передвигался по городу пешком, казалось, делали это для удовольствия, а не по нужде. Юань ошарашенно сказал Шэну: «Наверное, что-то стряслось, раз столько людей куда-то спешат на такой скорости». Однако шли часы, и Юань с Шэном заметили, что многие горожане жизнерадостны и часто смеются, а их пронзительная стрекочущая речь кажется скорее веселой, нежели скорбной, и нигде ничего страшного не происходит, а ходят они так просто потому, что любят все делать быстро. Таков их нрав.

И действительно, в самом здешнем воздухе и солнечном свете обреталась некая странная сила. Если на родине Юаня воздух часто бывал убаюкивающим и мягким, так что летом волей-неволей приходилось долго спать, а зимой хотелось забиться в тесное теплое местечко и погрузиться в спячку, в этой новой стране ветра и солнце были полны дикого задора, и Юань с Шэном невольно ускоряли шаг, и в струящемся свете люди порхали подобно сияющим пылинкам в солнечном луче.

Однако даже в те первые дни в чужом краю, когда все вокруг было им внове, Юань заметил одну мелочь, которая омрачила его удовольствие. Даже теперь, спустя шесть лет, он помнил тот пустяковый случай во всех подробностях. На второй день их пребывания в портовом городе Шэн и Юань зашли в простую закусочную, где ели, может быть, люди не самые богатые, но все же вполне обеспеченные. Когда юноши вошли с улицы в дверь, Юань почувствовал – или ему показалось, – что все эти белокожие мужчины и женщины глазеют на него и Шэна и как будто сторонятся их, хотя по правде говоря, Юань был этому даже рад, поскольку от них исходил странный чужеродный запах, чем-то напоминающий створоженное молоко, которое они любили есть, только чуть менее кислый и неприятный. Юноши вошли, и девушка за стойкой приняла у них шляпы, и по заведенному там обычаю повесила их рядом со шляпами других посетителей, а когда после еды они подошли их забрать, та же девушка выложила на стойку сразу несколько шляп, и один человек в спешке схватил шляпу Юаня – та была похожего коричневого оттенка, – нахлобучил ее на голову и выскочил на улицу. Юань сразу заметил ошибку, поспешил следом за мужчиной и почтительно произнес:

– Сэр, вот ваша шляпа. Моя гораздо хуже, и вы взяли ее случайно. Это моя вина, я зазевался.

Незнакомец – человек немолодой, с нервным и гадливым выражением на худом лице, – с великим недовольством снял со своей лысой головы шляпу Юаня, пробурчал или, скорее, выплюнул два резких слова и был таков.

Юань остался стоять на улице со шляпой в руке, не желая надевать ее на голову, потому что ему была неприятна сияющая белая лысина того человека и особенно неприятен был его шипящий голос. Шэн вышел на улицу и спросил Юаня:

– Что это ты стоишь с таким лицом, будто тебя огрели по голове?

– Вон тот человек, – сказал Юань, – огрел меня двумя словами, которых я не понял. Знаю лишь, что