Дом разделенный - Перл С. Бак

Шэн засмеялся, однако в его смехе слышалась легкая досада.

– Наверное, он назвал тебя заграничным дьяволом, – сказал он.

– Не знаю, но это были гадкие слова, – ответил Юань, приуныв.

– Мы здесь чужеземцы, – произнес Шэн, а потом пожал плечами и добавил: – Все страны одинаковы, мой двоюродный брат.

Юань промолчал, однако радости у него поубавилось и все вокруг уже не вызывало у него такого восторга. Внутри себя он стойко, упрямо и непреклонно собирался с силами. Он, Юань, сын Вана Тигра, внук Ван Луна, всегда будет самим собой и не затеряется среди этих миллионов одинаковых белокожих чужеземцев.

Он еще долго не мог забыть местным этой обиды, пока Шэн не заметил это и не сказал, злорадно улыбаясь:

– Не забывай, что у нас дома Мэн обозвал бы этого незнакомца заграничным дьяволом, и тогда обижаться следовало бы уже ему.

Потом он стал привлекать внимание Юаня то к одному странному зрелищу, то другому, и он наконец отвлекся.

В следующие несколько дней и все шесть лет вокруг было столько нового и удивительного, что он мог бы с легкостью забыть об этой досадной мелочи, однако он не забыл. И сегодня, спустя шесть лет, он живо представлял себе сердитое лицо того человека, и рана в душе, нанесенная этой несправедливостью, вновь начинала саднить.

Да, он не забыл того случая, однако сумел глубоко зарыть воспоминание о нем, потому что в те первые дни после приезда Юаню с Шэном довелось увидеть много красоты. Они ехали на поезде вдоль высоких гор, у подножия которых была теплая весна, а на вершинах, сияющих на фоне высоких голубых небес, белели снежные шапки. Между гор змеились черные русла бурлящих пенистых потоков, и Юаню, потрясенно глядевшему на безумное великолепие природы, казалось, что все это не настоящее, что эти виды – лишь пейзаж, написанный сумасбродом-художником и подвешенный за окнами поезда, странный, чужой и слишком красочный, сложенный вовсе не из тех же камней, воды и земли, что его родная страна.

Когда горы остались позади, вокруг раскинулись тучные долины и бескрайние поля, каждое размером едва ли не с маленькое княжество, и по ним ползли огромные сельскохозяйственные машины, готовившие плодородную землю к гигантским урожаям. Юань видел все это своими глазами, и зрелище это поразило его даже больше, чем горы. Он смотрел на огромные машины и вспоминал, как старый крестьянин учил его держать мотыгу и замахиваться ею так, чтобы острие падало под определенным углом в нужное место. Тот крестьянин до сих пор мотыжил свою землю вручную, как и все ему подобные. И Юань вспомнил маленькие поля того крестьянина, аккуратно соединенные друг с другом, и как его немногочисленные овощи зеленели и росли, удобренные нечистотами, которые он заботливо собирал и выливал на свои посадки, холя каждое растение, чтобы каждое растение и каждая пядь земли уродили как можно больше. Здесь же никому и в голову не пришло бы заботиться о каждом ростке и о каждой пяди земли. Здесь поля измерялись милями, и растения, конечно, никто не считал.

Иными словами, в первые дни после приезда в чужие края все, кроме обидных слов того человека, казалось Юаню прекраснее и лучше, чем у него на родине. В деревнях царили чистота и благоденствие, и хотя он видел отличия между человеком, работавшим на земле, и горожанином, все же работавший на земле не выглядел оборванцем, и дома здесь не были сложены из глины и циновок, а куры и свиньи не разгуливали, где им вздумается. Все это было достойно только восхищения, думал Юань.

Однако уже в те первые дни он заметил, что земля здесь странная, дикая и совсем не такая, как дома. Время шло, и Юань ближе познакомился с этой землей, поскольку часто гулял за городом и так же, как на родине, возделывал в учебных целях небольшой участок, но все-таки об этой разнице он не забыл. Хотя на первый взгляд белокожих людей кормила та же земля, что кормила народ Юаня, однако, работая на ней, он понял, что его предки похоронены совсем в другой почве. Здешняя была свежая, без человеческих костей, необузданная и дикая, поскольку этот новый народ жил и умирал на ней еще не так долго и не успел пропитать почву своим естеством, а земля его родной страны, Юань знал, была пропитана кровью и по`том живших на ней людей. Эта земля все еще была сильнее людей, пытавшихся ее покорить, и они перенимали ее дикий нрав, и оттого при всем своем богатстве и учености казались порой дикарями.

Да, земли эти еще не были освоены. На многие мили вокруг городов тянулись лесистые горы; никто там не собирал упавшие стволы и подстилку из перепревших листьев под огромными деревьями, и все это лежало под небом, никому не нужное; травы росли свободно, и ими питались лишь дикие звери; всюду беспорядочно пролегали широкие дороги – все это свидетельствовало о неосвоенности земли. Люди свободно распоряжались природой: собирали с земли огромные неподъемные урожаи – больше, чем могли съесть и продать, – вырубали деревья и возделывали только лучшие поля, а плохие забрасывали, и все равно земля приносила им больше, чем нужно, и была сильнее их.

На родине Юаня землю давно подчинили себе хозяева – люди. За долгие века они подчистую срубили с гор все леса, а потом соскоблили с них даже дикие травы, чтобы поддерживать огонь в своих очагах. На крошечных земельных наделах крестьяне выращивали как можно больше культур одновременно и принуждали землю работать на них изо всех сил, и эту землю они вновь и вновь поливали собой, своим по`том и отбросами, закапывали в нее свои мертвые тела, покуда в ней не осталось ни капли девственности. Люди творили почву из самих себя, и без них она давно истощилась бы, превратясь в пустую бесплодную утробу.

Такие мысли посещали Юаня, когда он смотрел на эту новую страну и гадал о ее тайнах. На своем участке дома ему сперва нужно было подумать о том, что заложить в почву, чтобы собрать с нее хоть какой-то урожай. Здесь же земля еще была тучной от собственной неиспользованной силы. Стоило заложить в нее самую малость, как она тут же щедро родила, заваливая человека урожаем, могучая и непокоренная.

Когда же к этому восхищению новой страной стала примешиваться злоба? Спустя шесть лет Юань уже мог оглянуться и увидеть свой второй шаг к ненависти.

Пути Юаня и Шэна разошлись почти сразу. В конце того долгого путешествия на поезде Шэн