Рассказы об эмоциях - Марина Львовна Степнова

Стемнело, заморосил снежок. Я давно убрал нож – нагляделся, но нас все равно никто не подбирал. Я приплясывал и кутался в рукава. Зато Леха, одетый как Гаврош, вроде и не мерз вовсе, лишь бодро восклицал:

– Ничего, он уже где-то мчит на своем железном коне, наш рыцарь, наш герой! Тот, кто привезет нас в Кассель, к теплу и ночлегу!..

Чертова заправка оказалась заколдованной, держала, как волшебный камень Гингемы. Прошел еще час на промозглом ветру. Леха сказал:

– Нужно заклинание!

Я сложил:

– Немец с комплексом вины! Отвези нас до Луны! – И запасной женский вариант: – Немка с комплексом вины, отвези нас до Луны!..

И почти сразу приехала полицейская машина. Подошли парой – два рослых утепленных мента. На поясе у каждого – кобура, фонарик, наручники.

От холода я, должно быть, стал отчасти понимать немецкий. Сначала спросили документы. Лехин паспорт их сразу устроил. Мой изучали дольше. Я подивился, как друг легко и дружелюбно с ними щебечет. Суровые и напряженные лица их чуть расслабились.

Потом один спросил:

– А где нож?

– Вот… – я показал мой «бак». Кинуло в жар – неужто отберут?!

– И зачем он вам?

– Просто купил, – ответил за меня Леха. – И чек есть.

– Острый, – удивился полицай, чиркая пальцем по лезвию. – Почему такой?

– Какой продали, – объяснил за меня Леха.

Мне вернули нож, поглядывая, отошли.

Уехали.

Я подумал, что, если мы проторчим тут еще час, я простыну, отсырею и голоса не будет неделю – чем петь про милый край?

– Немка с комплексом вины!.. – мы хором взвыли. – Отвези нас до Луны!..

Подобрала чешка. К ее белому «фольксвагену» был прицеплен футуристического вида фургон, в котором топталась, фыркала лошадь. Чешку звали Милена, и она охотно изъяснялась по-русски. Как раз ехала до Касселя – хоть с этим повезло.

Я сидел тихо, дурака больше не валял. И чешка выглядела славно: рыжая, в учительских очках, неожиданно загорелая для зимы. У нее был крупный, но красивый нос, пухлые губы. Она так заманчиво смеялась – легкий, в ямочках, смех. А русский знала, потому что изучала его в Пражском университете – лет десять назад. Но говорила на нем осторожно, ощупывая каждое слово. Когда понимала, что не ошиблась, смеялась. А если ошибалась, опять смеялась, трясла рыжей челкой:

– Боже, все забыла!

Муж ее тоже был филолог, специалист по Кафке. Рассказала еще, что у них две дочки – уже школьницы. В Касселе она работает фитнес-тренером. А конный спорт – хобби, вот приобрела лошадку. Спросила, чем занимаемся мы. Я сказал, что собираюсь поступать на оперного певца. Но есть планы и на режиссуру. Она сразу предложила мне спеть, я затянул остывшим голосом:

– Ты забыл край милый свой…

Милена высадила нас на Кенигштрассе (бесконечная улица тянулась через весь Кассель), а сама повезла лошадь в конюшню. Я на прощание выцыганил номер телефона, Милена записала на листочке из блокнота, сказала, чтобы обязательно позвонил ей и отчитался, как вышло с поступлением.

Мы плелись, добивая чекушку «егермейстера», которую Леха виртуозно умыкнул на заправке. В воздухе висела паршивая ледяная взвесь. Пели для сугрева: – Тихо иду в терморубахе по полю!.. И журавли словно кресты колоколен!..

– Крут неимоверно! – говорил, вышагивая, Леха. – Только приехал – и в первый же день бабу себе нашел! Очень даже симпатичная.

– Она же замужем!

– Ну и че? Ты разве не заметил, как она на тебя смотрела?!

– Как?

– С вос-тор-гом! Позвони ей завтра, точно прискачет.

– Да зачем она мне, братан. Сам посуди. Вот позвоню Владу, Пашке и Максиму: «Я выебал чешку». А они мне: «Ну, выеби еще кроссовки».

Квартира афонского послушника оказалась мансардой и чудесным православным притоном – нищий бедлам с иконами по стенам. Без постоянного жильца да с открытыми окнами мансарда за последний месяц выстудилась, как сарай. Допотопной конструкции батареи включались какой-то оглушительной кнопкой, крепившейся прямо к трубе отопления. Кнопка при нажатии грохотала железом на весь дом, но тепла не запускала. Леха отступился, когда нам истерично постучали снизу.

Зажгли на кухне плиту, все четыре конфорки, поставили чайник, макароны и просто кастрюли с водой – еда и отопление. В холодильнике были кетчуп и маргарин. Я достал гостинцы Кофманам, две банки с красной икрой, конфеты «Ассорти». И неожиданно для самого себя – бутылку «Московской» и сигареты, которые сунула мне на передержку да позабыла баба из автобуса!

Намечался настоящий пир. У послушника обнаружился архаичный электроклавесин с квакающим звуком. Мы тотчас, не разуваясь, сели записывать прям на кухне «Цыганский альбом» – экспромтом на кассету, где раньше сквернословил «Ленинград».

Я громово и пьяно шлепал по клавишам, выводил надрывной нотой:

– Научил, научил бог цыгана говорить!..

Леха выводил вторым голосом:

– И Борхеса читать!.. И Борхеса читать!..

– Пой, цыган!.. Пляши, цыган!..

Вдвоем:

– Еб же его мать!..

В двери позвонили. Как выяснилось, старуха – соседка этажом ниже – на всякий случай вызвала полицию. Наутро мы с ней столкнулись на лестнице. Щуплая кляузница посторонилась и приветливо улыбнулась.

Я спал одетым, кутался в ковер, но к утру все равно отсырел. Когда осторожно потрогал похмельные связки, они показались мне окоченевшими и прокуренными, без фальцета.

Обещанные Лехой баянист и скрипач, в общем-то, понравились: все ж земляки. Зарабатывали они профессионально улицей.

Если бы я выбирал лицо для рекламного буклета по установке окон – «К вам приедут наши лучшие специалисты», – точно взял бы баяниста Ваню. Худощавый, улыбчивый, с длинными, как у Горлума, ловкими пальцами, он держался поначалу настороженно – чтобы ненароком не сболтнуть лишнего, коммерчески полезного. Мало ли, вдруг я приехал калымить пением и займу место в каком-то хлебном переходе. Когда же он окончательно разобрался, что я ему не конкурент, потеплел и разговорился:

– Не консерва, а академия музыки… Нормальный уровень, не хуже Киева… Язык точно не нужен, вроде с третьего семестра… Не знаю, когда экзамены у вокалистов, в начале декабря, но, может, и позже… Ты, главное, покажи профессию, а теория тут лажовая. Собеседование, чтение с листа…

Я не стал откровенничать, что, несмотря на учебу, так и остался профаном – даже запись в басовом ключе была для меня технической проблемой. Что поделать – нотная дислексия, все учил на слух…

Но как же этот уличный Ваня виртуозно шпарил на баяне Пахельбеля, Баха и Вивальди! Как сыпал пальцами! «Времена года – Зима» коронный номер, скоростное ту-ру-ру-ру, поземка эта, ветер. Еще «Полет шмеля» играл