Рассказы об эмоциях - Марина Львовна Степнова

увидел, как эти крепкие монографии в твердых обложках, глуховатых, полных собственного достоинства тонов, болотные, коричневые и темно-серые тома словаря, голубенькие авторефераты – все эти истории перемещений народов и непростых торговых связей, политических интриг и военных конфликтов встанут кривыми башнями на помойке в их дворе, возле аккуратно разделенных по типам мусора зеленых баков. Жирные голуби будут презрительно огибать эти бесполезные сооружения стороной, снежная крупа – тихо сыпаться на обложки.

Может, оставить завещание? Распоряжение? Как это называется вообще? Впрочем, три его собственные книги, научную монографию, популярную биографию и методичку, Ася, конечно, сбережет. На память. Но и они скоро одряхлеют, устареют, обратятся в перегной для актуальной науки – через каких-нибудь восемь, десять, от силы тридцать лет.

А ведь в нижней части шкафов, за дверцами, хранились еще папки с его полудетскими письмами из лагерей и археологических экспедиций той далекой эпохи, когда люди много и длинно друг другу писали. Мама передала ему все это после смерти отца два года назад, когда разбирала бумаги. И коллекцию камней в придачу, Олег собирал их еще в школе: лазурит, опал, аметист, бычий глаз, – каждому присваивал номер, записывал его на клочок пластыря, заносил в тетрадку, и с каждым была связана своя история. Теперь уже никто не узнает какая. Когда-то он мечтал поступить на геологический, пойти по отцовским стопам, но передумал: прямо на глазах геология уходила в разлом истории. Олег пошел в историки, и отец его понял.

– Вот, всё вроде бы собрала. Спортивные штаны, футболки, только что погладила, теплые еще, внизу – зубная щетка, кипятильник, бритва. Найдешь.

Ася, в какой-то новой, нежно-сиреневой маске, поставила у порога его большой черный рюкзак, с которым он обычно ездил в командировки.

– Чай с лимоном принести? Когда они еще приедут…

Олег качнул головой – не нужно, спасибо – и с трудом сдержал себя от шипения: уходи. Лучше иди пока, пожалуйста. Ася закрыла дверь.

Она помогала, заботилась о нем все эти беспощадные дни, приносила еду и лекарства, но вот уже который день подряд ее заботы казались ему фальшивыми, плохо замаскированным враньем. Это она добилась, чтобы он согласился на скорую, а значит, и больницу. Жаждала избавиться от ответственности, сбыть его с рук. Устала заботиться. Положила бритву! Хотя бриться не было никаких сил. Последний раз он брился позавчера, в три захода. Измучился так, будто полдня таскал бетонные плиты.

Ася, терпеливая, ласковая, но деловая, умевшая решать проблемы, так вовремя обретенная – что с ней случилось? После первого, чрезвычайно нервного брака он всегда был совершенно уверен в ней. Но сейчас… Почему сейчас она так его раздражала? Взгляд, тон, поступь – всё это было несносно. Сквозь заботу, чашки с бульоном, лекарства по часам он видел только плохо скрываемое презрение к нему, беспомощному ничтожеству. Как же так? Он же просто сильно болен. За что?

Олег подхватил заразу на институтском собрании. Организовали трансляцию, запросто можно было остаться дома, не заболеть. Он все-таки поехал, взял такси, чтобы не толкаться лишний раз в чумной толпе, и помчался, потому что заведовал в их институте секцией, был маленьким, но начальником и планировал кое-что обговорить с начальством повыше, что удобнее обсуждать глазами, полуулыбкой, движением бровей. Да, грант из фонда, который нужно было правильно распределить… Но сейчас все это уже не имело ни малейшего значения. Это начальство повыше, сухопарый, лысоватый, полный кипучей энергии и чем-то смахивающий на прораба Владимир Андреевич Шмаков и заразил Олега и еще одну сотрудницу. Все они были, конечно, без масок. Шмаков о том, что заразен, разумеется, не знал. Сам он выздоровел быстро, молодая сотрудница тоже отделалась трехдневным насморком, и только Олег увязал в болезни все глубже. Несмотря на тонны таблеток, которые проглотил по совету знакомого врача, рекомендованного ему все тем же Шмаковым и лечившего его в вотсапе. Таблетки неминуемо должны были снизить температуру. Они и снизили, но лишь на первые сутки. Потом столбик скакнул до 37, топтался там несколько дней и вот, на исходе второй недели, дернулся дальше, а сегодня утром у него было уже 39 и 2. Дышать становилось все тяжелее. Он постоянно кашлял, захлебывался кашлем и все сосал, рассасывал проклятый этот шалфей.

Скорая приехала через обещанные полтора часа, веселые космонавты в белом быстро заполнили бумажки, послушали, как он кашляет, и велели собираться в больницу. Олег очень хотел спросить, так ли это необходимо, но удержался, не стал. Ася помогла ему надеть пальто, ботинки кое-как зашнуровал сам, на улице было тепло, солнечно, и все же он обмотался шарфом и ткнул в карман шапку – непонятно, надолго ли, неясно, когда домой. Взялся за лямку рюкзака и тут же опустил: неподъемно.

– Что ты туда положила? – прошелестел он и тут же закашлялся. Высоченный худой парень-медбрат легко подхватил эту каменную тяжесть, и они двинулись из квартиры прочь. Олег все-таки задержался на миг в коридоре, оглянулся, бросил прощальный взгляд на кабинет, компьютер, книги, диван с кое-как наброшенным пледом – и вновь убожество того, что останется здесь после него, убожество по сравнению… да-да, с цветущей сложностью в нем проткнуло его так резко и больно, что он застонал. Наткнулся на соболезнующий взгляд Аси. Отвернулся и двинулся к лифту.

2

Его положили в отдельную палату. Высокая, застланная белоснежной простыней кровать c железной спинкой, стакан с кислородом на стене, прижатый к подоконнику узкий стол и ветхий шкаф из ДСП с одинокой пластмассовой вешалкой – ничего лишнего. За окном, занимавшим всю стену, сиял янтарный осенний пейзаж – росли деревья больничного парка. И никого. Ни кашляющих стариков-сталинистов, ни унылых остроумцев, сыплющих анекдотами с бородой до земли, ни конкретных мужиков с тяжелым взглядом – один. Неслыханное везение. Все Ася. Уже когда она бросила в фейсбуке клич: едем в такую-то больницу, нет ли у кого знакомых? Срочно! И сейчас же какой-то неизвестный Олегу Асин приятель откликнулся, спросил, чем можно помочь, Ася написала про отдельную палату, врачей, и вот результат. Пока он шел сюда по длинному коридору, он заметил, что в обычных палатах много свободных мест – пока, очередная волна пандемии явно только поднималась.

Олегу было нехорошо, снова жарко; кашляя и задыхаясь, он кое-как переоделся в футболку, легкие спортивные штаны, лег на свою жесткую ровную кровать, сунул в нос трубочки с кислородом, забылся. Кто-то с ним говорил – медсестра с русой челкой и влажными серыми глазами над маской просила придвинуть ближе руку и все равно никак не могла поставить ему катетер, пришла вторая, пожилая,