Системные требования, или Песня невинности, она же – опыта - Катерина Гашева

номера. Привет, говорит. Давай, говорит, в три встретимся. У театра на нашей лавочке. Разговор есть. И гудки отбоя. Может, у нее жетоны закончились. Хотя какие, к дьяволу, жетоны? Другое тысячелетье на дворе. Я о жетонах только то и помню, что покупать их нужно было на почтамте. Зайти, что ли, спросить? Все равно по дороге. Бред какой.

Ларису я заметила издалека. Ну а кто еще в относительно здравом уме будет сидеть на спинке занесенной снегом скамейки в шубе цвета зеленки? Вокруг сновали и ссорились голуби. Лариса бросала им семечки, но не широкой горстью, а нарочито по одной.

– Какая у тебя… летняя шуба, – заметила я.

– У меня была синица, – сказала Лариса печально. – Она тоже любила семечки, а потом улетела.

– У тебя голос грустный.

– Да. Голос грустный. Невесело мне. Ничего не получается.

– У кого?

– У всех. Мы сегодня у Дениса на квартире были, вечеринку готовили. Все, такие, гирлянды притащили, мишуру эту китайскую, фигню всякую. Я, такая, говорю: а как же хиппи? А они… Какая разница, говорят… Что, хиппи праздник не отмечали? Какая разница! Прикинь…

– Ты зря их заставляешь. По-моему, не надо. – Я говорила осторожно, но Лариса все равно будто не слышала:

– Я приняла все, я отказалась от всего. Но вот они, машины, которых не было, магазины, которых не могло быть, люди в одежде, которую еще не придумали. Джинсы дырявые не потому, что проносились, а просто мода. Теперь – все мода, все игра и электроника. Я электронная, я с молоком матери… нет, не с молоком, но современные дети – с молоком.

Я понимала ее, мне нечего было возразить.

– Лара… – сказала я. – Мы же психологи. Мы знаем, что можно понять и сделать через игру. Можно мы будем знать, что играем? Легче будет…

Наглый взъерошенный воробей сел на зеленый мех, повернул голову туда-обратно с таким победительным видом, что мы обе рассмеялись. Для полного счастья не хватало только солнца, низкие серые тучи – непременный атрибут нашей зимы, сколько ни надевай зеленых шуб, сколько ни крась волосы в рыжий солнечный цвет.

И был вечер, и была ночь, а утром снег переливался и искрился, точно зимой и не бывает пасмурно. Я даже шаг замедлила. Сегодня можно. В институт – ко второй паре. Я позавтракала и пошла счастливая. Думала по дороге: «Вот мы говорим „в вуз“, „в институт“, подчеркивая тем самым новую жизненную ступень. А мама с подругами, наоборот, шли на свой филфак – „в школу“, не хотели рвать связь с детским прошлым».

Настроение закончилось сразу за дверями нашего корпуса. Шагнула из утренней солнечности в сумрак вестибюля – и все. Предчувствие, может. Я, как известно, очень интуитивная личность, меня сама Воронова проверила.

Собственно, предчувствие не обмануло. Мимо меня в сторону деканата пролетела на рысях Лиза, второй месяц секретарствовавшая на кафедре практической психологии. Следом мрачно реяла «сама Воронова». Для комплекта не хватало только Димы, но он редко теперь показывал нос из компьютерного класса. Ни с ним, ни с Лизой я после того дня рождения практически не общалась. Или они со мной. Что-почему – я была не в курсе.

Один раз на перерыве я прижала Диму к стенке и спросила прямо. Он в ответ промямлил, что «должен подумать» и «он не уверен». Я попросила его сообщить о результатах размышлений. Он кивнул и через неделю, не таясь, сошелся с Настей с нашего курса. Настя смотрела на меня и боялась. Пришлось поговорить с ней как психолог с психологом. Договорились, если что, обменяться опытом.

С Лизой сложнее. Мы держали нейтралитет. Это было неправильно и трудно. Особенно после того, как я застала их с Димой в аудитории, распевающих под аккомпанемент общих наушников «и тогда мы любили друг друга, забывая, что ты такая сука». Может, я ошибалась, но мне это казалось предательством.

В аудитории было людно и весело. На передней парте что-то старательно записывала в тетрадку Оля, морщила лоб, воздевала вверх указательный палец, иногда декламировала. Понятненько. Очередной прилив вдохновения. А пишет она, конечно же, стихи.

В углу у розетки Вова показывал с ноутбука прикольные картинки. Лариса сидела с ногами на подоконнике и грызла чупа-чупс. Свою замечательную шубу снять она не удосужилась.

– Привет! – заорала Лариса, завидев меня. – А у меня вши.

Интонация была такая, будто бы она выиграла крупную сумму в лотерею.

– Вши? – встревоженно спросил Вова.

– Ага, кто-то подарил. Теперь моюсь специальным шампунем от вшей. Классно!

Я смотрела на Ларису и гадала, очередная это эскапада или действительно где-то подхватила.

– Слушайте! – сказала Оля и прочла:

Мы примеры решать не хотим, На доску уж давно не глядим. Дайте лучше трубу, Мы пойдем на войну И страну от врагов защитим.

Мы бежим, красным флагом маша, Отдыхает от иксов душа. И ни ночью, ни днемМы с пути не свернем, Всех забьем прикладóм калаша.

Ни за что не вернемся назад, Нам кремлевские звезды горят. Хоть за нами Москва, Но надежда жива, Все пройдет наш отважный отряд.

Дружно встанем за наш интеграл, Чтобы враг его с боем не взял. Пусть с ума мы сойдем, Пусть в окопах падем, Нам победу Ньютон завещал!

Все покатились. У Оли талант. А еще ей сегодня пересдавать пропущенную по болезни контрольную по математике. Разумеется, на отлично, в этом я ни секунды не сомневалась. Удивилась только длине стихотворения. Оля обычно пишет короткие:

Лебедя улетели на запад, Лебедя улетели на юг, Лебедя улетели на север, Лебедя улетели совсем. Лебедя, лебедя, лебедя…

И такое вот еще. Трагическое:

Собачка выла на луну, Пойду собачке помогу[54].

– Ты в шубе будешь сидеть? – спросила я Ларису.

– Я еще не поняла, – ответила она, – останусь или нет.

– Как ты это себе представляешь? Мы на второй парте.

В кабинет вбежала Воронова. За ней Лиза. Огляделась и юркнула на свое место. У меня снова зачесались предчувствия. Или это Ларисин педикулез такой заразный.

– Друзья! – патетически возвестила Воронова. – У меня для вас трагическое сообщение… Мы… Наш факультет… лишится гордого имени Вольфа Григорьевича Мессинга. – И замерла, ожидая реакции.

Какой, интересно? Историю факультетского имени мы, конечно, знали, но отношение к этому было легкое, необязательное. Ну не застали мы времена, когда заводы, фабрики и пионерские отряды с колхозами боролись за право носить чье-нибудь имя. Это с одной стороны. А с другой – легенда все-таки.

Артист, менталист и парапсихолог Вольф Мессинг прибыл в наш город холодной послевоенной зимой. Падал косой липкий снег, рыжий металлургический дым