Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

думаю, – сказал Тиммонс, – думаю, он просто уедет отсюда. Он станет посмешищем для всего района, и вряд ли ему это понравится. Он очень чувствителен. Он не выносит, когда над ним смеются. Я вам говорю, он лучше потеряет сделку, потеряет деньги, чем почувствует себя дураком. Помните, как Джо Тамино продал свой участок напрямую, без агента?

Он принялся описывать всю сделку. Домброзио ждал, держа кисть. Интересно, как он на самом деле поступит, подумал он. Когда узнает. Это ему очень важно. Господи… этот человек потратил долларов двести только на междугородние звонки. Если сплетни были правдивы, то Рансибл обзвонил все газеты и учебные заведения Калифорнии. Незнакомые машины торчали у его дома каждый день, а сам он постоянно куда-то уезжал. С тем самым выражением лица. Таким деловым и живым.

– Ему будет очень больно, – сказал он вслух.

– Но он все равно не узнает, кто это сделал, – сказал Тиммонс.

– Он догадается, – возразил Домброзио.

Или нет. Окунув кисть в краску, он продолжил свою осторожную тщательную работу.

13

Осторожными шагами пересекая гостиную, словно балансируя на тонкой хрупкой проволоке, Джанет Рансибл сказала:

– Лео, можешь взять трубку? Это мистер Фрейтас. Он в городе, на станции Шеврон. Хочет знать, как сюда добраться.

Ее речь, преображенная алкоголем и отупением, стала настолько медленной, что он едва дождался конца. Он встал из-за стола, прежде чем она закончила предложение, прошел мимо нее и снял трубку.

– Привет, Тони, – сказал он со всем возможным добродушием и энергией – он выпустил их на свободу, и собственная радость поддерживала его, – как прошла прогулка по нашему маленькому холму?

– Спасибо, Рансибл, не так уж плохо, – сухо ответил Энтони Фрейтас, – пожалуй, даже хорошо.

Оценив формальность тона, Рансибл подобрался.

– Вы на станции Шеврон, – сказал он деловито, – хорошо, я сейчас же спущусь. Дай мне три минуты.

– Ладно. Я на «де сото». Черный. Примерно двухлетний.

– До встречи. – Рансибл повесил трубку.

Когда он надевал пальто, чтобы выйти на улицу, Джанет снова подошла к нему. На ней были сшитые на заказ серые шерстяные брюки, и, хотя она выглядела достаточно модно, брюки каким-то образом делали ее старше. А ведь она стареет, подумал он, стоя у двери. На лице уже появились морщины. Жаль, подумал он, открывая дверь.

– Давай потом, – попросил он, когда она снова заговорила, протяжно, путаясь в словах.

– Лео… я хочу, чтобы, – она уставилась в пол, пытаясь подобрать слова, – будь благодарен мистеру Фрейтасу. За то, что он приехал. – Она шумно сглотнула.

– Благодарен? Ты с ума сошла? Что ты пила сегодня, керосин?

– Мистер Фрейтас… – начала она.

– Доктор, – поправил он язвительно, – он фудник[1], у него есть степень.

Захлопнув за собой дверь, он сбежал по ступенькам к машине и через мгновение уже рванул вниз к станции Шеврон на максимальной скорости.

Дважды в своей жизни он видел доктора Фрейтаса, один раз на лекции, которую Фрейтас читал в колледже Марин, и один раз на вечеринке в Россе.

Он пожал руку этому человеку после вечеринки, и, очевидно, Уортон, который очень хорошо знал Фрейтаса, смог напомнить ему об этом. Он, пожалуй, главный специалист по антропологии в этой стране, сказал себе Рансибл, пока ехал. Это осознание затопило его радостью. Он мог бы закричать от счастья. «Вот это класс! – мысленно крикнул он себе самому – Класс!»

«Но если этот человек думает, что сможет отнестись ко мне покровительственно, – внезапно подумал он, – он ошибается. Потому что, – подумал он, – я знаю, что именно я нашел».

Подъехав к заправке, он увидел у черного «де сото» щеголеватого невысокого мужчину в сером костюме и галстуке-бабочке. Плащ он перекинул через руку. Рансибл поневоле задумался, как давно он не видел этих хлопковых плащей.

На вид доктору было около пятидесяти. Светлые волосы, квадратное, песочного цвета лицо и тоненькие ухоженные усы. Когда он поднял руку, чтобы поприветствовать Рансибла, тот увидел серебряные запонки с камнями.

– Мои вещи, – сказал Фрейтас, – в машине. Я надеялся, вы мне поможете.

Выговор у него был резкий, довольно странный, но явно не региональный. Рансибл решил, что это университетский акцент, и понадеялся, что доктор не из этих – голос у него оказался слегка женоподобным, а пахло от него тальком и лосьоном после бритья. Рансибл занервничал.

«А впрочем, какое это имеет значение?» – подумал он, открывая багажник «де сото» и, по указанию Фрейтаса, вытаскивая большой черный кожаный кейс с металлическими уголками. Важно, кто он такой, а не что он такое. Пусть даже он трахает крыс, решил Рансибл, потащив кейс к своей машине. Он в состоянии привлечь внимание всего академического мира к находке.

– Милая деревушка, – сказал Фрейтас, – хорошо ее знаю. У вас здесь водится вид бобров, который не встречается больше нигде в стране.

Почти не услышав его, Рансибл сказал:

– Мы растем. У нас здесь есть место для промышленности.

Фрейтас рассмеялся, и у Рансибла загорелись от стыда уши.

– Простите.

– Бросьте. Хорошая работа достойна уважения.

Он сел в машину Рансибла на пассажирское место и закрыл дверь. Рансибл завел мотор, и они поехали к дому. Фрейтас смотрел в окно, любуясь сельской местностью, и молчал, и Рансибл обнаружил, что волнуется все сильнее.

– Вы смотрели фотографии? – наконец сказал он.

Фрейтас повернул к нему голову.

– Нет, насколько мне известно.

– Фотографии, которые я вам отправил. Череп.

Фрейтас сделал неопределенный жест и вернулся к изучению пейзажа.

– Что бы это могло значить, – сказал Рансибл, не в силах промолчать, – череп неандертальца в этой местности?

– Что бы он мог значить где угодно на этом континенте.

– И что же?

Он почувствовал, что в нем поднимается злость. Этот человек как будто гладил его против шерсти.

– Что в этом регионе есть следы мустьерской культуры. Как и в Европе, Азии и Африке.

– И это довольно важное открытие, – сказал Рансибл.

Маленький человечек повернулся к нему и посмотрел на него.

– Правда?

– А нет?

– Пожалуй, – Фрейтас задумался, – но, видите ли… найти череп и несколько кремневых орудий… ну… – он слегка улыбнулся, – трудно объяснить так, чтобы вы поняли.

– А вы попробуйте, – сказал Рансибл.

– Знаете, как говорят… одна ласточка весны не делает…

– А еще говорят, что нужно просто работать усерднее. Я в этом уверен.

– Я не думаю, что вы поймете. С мустьерской культурой связан определенный слой. Точнее, несколько слоев. Средний плейстоцен, грубо говоря. Период оледенения. Вместе с останками неандертальцев находят фауну, обитающую в разных климатических зонах. Мы оцениваем возраст находок примерно в сорок тысяч лет, но неандертальцы, несомненно, жили как до того, что