Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

Ее тон был настолько ровным и деловым, что он не мог понять, было ли это серьезное предложение или жестокий сарказм. Глупо было разбираться, что он чувствовал, ведь он не мог даже понять ее вопрос.

– Честное слово, это уже слишком, – сказал он, – мне кажется, у меня скоро сосуд в мозгу лопнет. Сама посмотри. – Он сумел сесть лицом к ней и положить руки на колени. Ему стало спокойнее. Эта поза его успокоила.

– Чего ты добиваешься? – спросил он. – Почему ты так со мной обращаешься?

На лице у нее было написано: «И что ты за мужчина, если ведешь себя так?» Она почти улыбнулась – губы ее еле заметно дрогнули, явно давая понять, что она думает.

– Ты хочешь моей смерти? – сказал он.

Губы скривились, улыбка замерла. Ее глаза сверкнули ледяным блеском. Она ненавидела его за этот вопрос.

– Почему я даже не могу спросить? – сказал он, чувствуя, что умрет прямо сейчас, на месте. – Это что, преступление? Мне же нужно знать.

«Или это уже слишком много для меня», – подумал он.

– Никому твоя смерть не нужна.

– Нужна, – возразил он, – тебе.

Она медленно, с отвращением покачала головой.

– Ты правда болен. – Последнее слово она произнесла так, как будто в нем таилось главное зло, как будто отсюда исходили его грехи, слабости и пороки. И это ее не удивляло. Она ждала этого.

– Я ухожу, – сказал он, дыша ртом. Ему не хватало воздуха, как будто при астматическом приступе. Он захрипел.

– Я бы этого хотела, – сказала его жена.

Паника заставила его вскочить на ноги. Да, она действительно этого хотела; по крайней мере, в этом он был уверен. Играла ли она? Это не имело значения, потому что если бы играла, если бы это был способ манипуляции, способ получить желаемое, она продолжила бы это делать. Она могла бы играть сколь угодно долго, даже годами. И что бы изменилось, будь это всего лишь игрой? С его точки зрения, не было никакой разницы.

Эта ее ужасная способность, подумал он. Она может заставить себя почувствовать то, что хочет чувствовать. У нее нет естественных реакций, только полезные. Когда она была ребенком, они научили ее правильно чувствовать. Им удалось научить ее не испытывать чувства, которые возникают сами по себе. Когда она это узнала, у нее появилось – что? Способность отрицать. Отмахиваться от эмоций, как питчер отмахивается от знака кэтчера. Выбирать нужное чувство, как делает тот худой высокий парень на горке.

Он играет мастерски, стильно… Как его… Джонни Антонелли. Лучший питчер «Джайантс», за игрой которого он так любил смотреть. Бросай в меня, сказал он себе. Я не попаду, я промахнусь. Но моя жена бросает исподтишка. Так говорит. Такой нервный питчер, питчер-обманка может заставить разлететься всю твою жизнь.

«Ах, – подумал он. – О чем я только думаю!» Он вздохнул, сел, сжав руки, вдохнул восхитительный запах полуденного летнего воздуха. Деревенского воздуха. Шерри смотрела на него все так же пристально. Выражение ее лица не смягчилось. «Как и мое, – подумал он. – Она меня победит. У меня закончилась энергия, а у нее осталась». И тут он вдруг получил немного или решил, что получил.

«Я знаю, почему она набросилась на меня, – подумал он. – Когда я предъявил банковское уведомление. Я знаю, почему она напала. Она ждала этого. Она знала, черт возьми, не то, что нам заблокируют счет, а то, что когда-нибудь я решусь и накричу на нее». Боже мой, подумал он, она была готова – она все спланировала. Вот почему то, что она говорит, не имеет отношения к делу. Она рассчитывала на другую ситуацию, она отвечает на то, что придумала, а не на реальную проблему.

«Она отвечает на вопросы, которые ожидала услышать, на вопросы, которые я не задавал. Мне нужно выслушать ее ответы», – с волнением понял он. И вычислить, как дело обстоит в реальности. Поняв, что начинает смеяться, он сказал:

– Ты меня достала. Ты можешь мертвого из себя вывести.

– Нам снова придется через это проходить? – устало спросила она. – Каждый день? Одни и те же препирательства? Ты, очевидно, не хочешь жить со мной в одном доме. Я прослежу, чтобы тебя не обременили огромными алиментами. Ты можешь оставить себе дом. Даже машину, если хочешь. Я сделаю так, чтобы для тебя все прошло легко.

– Хорошо, – понимающе кивнул он.

– Дай мне знать, что ты решишь, – сказала она. Она снова села в свое плетеное кресло, скрестила голые ноги, закурила и взяла книгу. Потом положила открытую книгу на живот, посмотрела на мужа и добавила: – Я правда думаю, что тебе не помешал бы психоаналитик.

– Хорошо, – он встал, – наверное, я к нему схожу.

– Если мы расстанемся, тебе придется за это платить. За приемы. Я не могу содержать тебя бесконечно, но поначалу помогу.

Кивнув, он пошел от нее к подъездной дорожке.

– Ты не купил мне носовые платки, когда выходил в город? – уточнила она, глядя в книгу.

– Нет. Увидел уведомление из банка и забыл.

Она ничего не ответила – она читала.

– Может быть, позже куплю. Я собираюсь зайти в Донки-холл.

– Хорошо, – тут же отозвалась она.

Он двинулся к дороге. Сунул руки в карманы и пошел вниз по холму к Донки-холлу. На ходу он внезапно понял, что так и не посмотрел чеки и так и не знает, чего они на самом деле стоят.

Значит, она все-таки взяла верх.

И тогда его отчаяние вернулось. Она снова меня уговорила, сказал он себе, в каком-то оцепенении; он обнаружил, что бормочет себе под нос и ухмыляется, как будто ему нужно было сказать это вслух, чтобы поверить самому себе.

– Черт возьми, – сказал он с неопределенным восхищением. – Мне вернуться?

Да, решил он. Донки-холл может подождать.

Вернувшись, он обнаружил, что она больше не читает на террасе, а ушла в дом. Он стал искать ее в доме.

Увидев его, она удивилась. Она сидела на кровати и иголкой выковыривала из пальца занозу.

– Я вынужден отдать тебе должное, – сказал он.

– Ты о чем? – спросила она. – Посмотри на мою руку. Это когда я дрова для камина носила. Такая длинная мягкая щепка, которая ломается. – Она вскрикнула от боли и отдернула иглу. – Больно, – пожаловалась она.

– Тебе помочь? – спросил он.

– Нет, – тут же сказала она, – ты сделаешь мне только больнее, и тебе это понравится.

Она продолжала ковырять палец, оттопырив нижнюю губу.

– Слюнтяйка, – сказал он.

Подняв голову, она сказала дрожащим голосом:

– Никак не могу ее достать.