Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

вы бы назвали ледниковым периодом, так и после. И даже в плиоцене. А потом их сменили неоантропы. Мы сами, кроманьонцы. Я пытаюсь вам объяснить вот что. Находка изолированного черепа мало что значит. Это может быть, скажем, настоящий череп, найденный в другом месте – даже не на этом континенте, а привезенный из Европы или Азии. И глубина залегания – как глубоко вы его нашли?

– Примерно восемь футов, – сказал Рансибл.

Фрейтас улыбнулся.

– Там была промоина.

– Понимаю.

– Вероятно, раньше там было гораздо глубже.

– Возможно. Но видите ли… а что это доказывает? Слой отсутствует. Череп обнаружен на уровне, который мы должны были бы датировать, возможно, тысячей лет. Археологический уровень, так сказать. У вас тут были индейские курганы на уровне, скажем, четырехсот лет. Вы это понимаете. Что мы можем установить с помощью вашей находки, если предположим, что она подлинная? Ничего, насколько я вижу.

Наступила тишина.

– Это смешно, – сказал Рансибл.

– Почему? – удивился доктор Фрейтас.

– Это… – он взмахнул одной рукой, держа руль другой, – находка невероятной важности.

– Но мы не можем подтвердить ее важность. Мы не можем доказать, что она имеет такое значение. Мы можем только сделать предположение.

– Я это понимаю, – согласился Рансибл, – но, боже мой, это должно вызвать столько же интереса, как и любое научное открытие, что…

– А, если вас волнует огласка, – вмешался Фрейтас, – вы, конечно, ее получите. Воскресные приложения будут писать об этом в течение столетия. Если это подлинный череп.

Через некоторое время Рансибл спросил:

– А как насчет углеродного теста?

– «Углеродный тест», как вы выразились, нам кое-что скажет. Примерно. Но только черепа – и, если он подлинный, возраст в любом случае не подлежит сомнению. Нас волнует его изначальная принадлежность. Понимаете, предположим, что его нашли, скажем, на Ближнем Востоке, – он посмотрел на Рансибла, – в Палестине, например. Настоящий череп неандертальца, а их было найдено довольно много, и возрастом около ста тысяч лет. Будучи привезенным сюда, в Калифорнию, он не теряет химических характеристик, которые анализируются при радиоуглеродном датировании. Понимаете? На самом деле, именно этим способом мы и будем датировать череп.

– То есть вы можете сказать, – сказал Рансибл, – подлинный ли череп или нет. И все.

– Не совсем все. Кто вам вообще сказал, что это череп неандертальца? Откуда вы взяли эту идею?

– Уортон.

– Ну, он достаточно компетентен для любителя. Но… – Фрейтас пожал плечами.

– Вы думаете, – сказал Рансибл, – что это рекламный трюк.

– Это было бы аргументом ad hominem, – ответил Фрейтас.

– Что это значит?

– Это логическая ошибка, которую мы совершили бы, задавшись вопросом о мотивах или профессии нашедшего и игнорируя факты о находке. Конечно, мы не будем этого делать.

– Даже если я агент по недвижимости…

– Череп все равно может оказаться подлинным. Или вы можете искренне верить, что он подлинный, но он может не быть таковым. И так далее. Во что вы верите и чего вы хотите, не имеет значения. Понимаете?

Они уже подъехали к дому, Рансибл привычно припарковался и выключил мотор.

– Смогу ли я уговорить вашу жену приготовить мне кофе? – спросил Фрейтас, открывая дверь. – Вон она, на крыльце. По крайней мере, я предполагаю, что это ваша жена.

Рансибл застонал. Джанет стояла, опершись на перила, и тускло смотрела на него и Фрейтаса.

Выпив кофе, доктор Фрейтас не спеша прошел через задний двор и вышел в пустошь, к эвкалиптовой роще. Рансибл последовал за ним, держа в руках черный кейс.

Череп, конечно, не лежал на улице; он велел занести его внутрь для сохранности. Но прежде чем осматривать череп, Фрейтас хотел осмотреть место находки. Он стоял и слушал, пока Рансибл рассказывал историю этого места, о дренаже Домброзио, расчетах Уортона, которые привели их к эвкалиптовой роще, раскопках учеников старшей школы.

– И все лежало свободно, – уточнил Фрейтас, – я имею в виду, в почве. Не в камне.

– В почве, – признал он, – но так и должно быть. Ее принесло водой с большой высоты. Наверняка в камне наверху еще много всего. – Он указал на холм, но Фрейтас не обратил на это внимания.

Он натянул рабочий брезентовый комбинезон, который закрывал его от шеи до лодыжек, надел бахилы поверх ботинок, присел на корточки и начал скрести землю зубчатым инструментом.

– Его просеивали? Грунт пропускали через проволочное сито?

– Нет.

Фрейтас задумался.

– Ну, давайте тогда посмотрим на ваш череп, – сказал он через некоторое время, но никуда не пошел. Почти час он тыкал землю и копал, собирая образцы в конверты и бутылки, делал заметки и ничего не говорил Рансиблу. Наконец он поднялся.

– Череп, – сказал он.

Они вернулись в дом. Он запер череп в шкафу, в чемодане, теперь он осторожно вынес чемодан и положил его на кровать. Когда он его открыл его, Фрейтас рассмеялся. Череп был завернут в несколько фунтов хлопка, которые образовали огромный мягкий бледный шар.

– Я разверну, – сказал Фрейтас, садясь на пол вместе с шаром, и принялся осторожно разворачивать ткань.

Вскоре череп оказался на виду. Грязный, сухой, желтый… Рансибл ощущал тот же страх и то же нервное любопытство, что и раньше. Как будто это было нечто недозволенное, подумал он, наблюдая за Фрейтасом. Непристойные картинки. Запретные и возбуждающие… он почувствовал, как его пульс участился, когда Фрейтас провел руками по искорябанной временем челюсти.

– Внешне, – наконец сказал Фрейтас, – это, несомненно, неандерталец. Видите? Посмотрите на эти зубы. Возможно, это существо не могло говорить. Должно быть, он питался овощами. Сырыми семенами. Зернами пшеницы. Он измельчал свою пищу. Возможно, порой ему доводилось лакомиться мясом. Эта челюсть, должно быть, делала речь невозможной. Но мы не можем быть уверены в этом. Тем не менее его мозг был достаточно развит для речи. Странно. Совсем непохоже на нас.

Его голос затих, он задумался.

– Он очень хрупкий, да? – спросил Рансибл.

– Вообще, мы существовали одновременно с этим человеком, – хмыкнул Фрейтас. – Лики это доказали.

– Уортон мне рассказывал, – сказал Рансибл.

– Раньше находки черепов Homo sapiens в более древних слоях игнорировали. Дескать, они просто упали туда. Старый добрый дарвинизм. Примитивное, грубое, низшее должно было появиться первым. Высшее и лучшее должно было развиться из низшего. Аристотель… верно? Сами подумайте.

Фрейтас взглянул на него и постучал по черепу каким-то металлическим инструментом, щипцами вроде плоскогубцев.

– На самом деле эти бедняги использовали всю свою энергию, психическую и физическую, просто чтобы выжить. Вот в чем кроется разница между нами. Не в том, что мы умнее или более развиты. Но у нас было больше ресурсов, чем нужно. Оставалось свободное время. Мне его жаль. – Он коснулся черепа.

Рансибл,