Человек с одинаковыми зубами - Филип Киндред Дик

class="p1">Он взял ее за руку, и от его прикосновения она задрожала. Сидя рядом с ним на кровати, она вздохнула. Он почувствовал, как ее напряженное, жесткое тело расслабилось.

Ее рука оказалась теплой и слегка влажной от пота. Сейчас она вела себя как ребенок. Он подумал, что она плохо переносит боль. И, обняв ее, начал забывать, что она враг, что она опасна.

– Ты так долго меня не обнимал, – сказала она, – обними еще раз.

Он так и сделал. Через мгновение он поднял руку и накрыл ладонью правую чашечку лифчика. Под его пальцами ее грудь шевельнулась; он почувствовал, как напрягается сосок, и сунул руку под ткань, чтобы взяться за саму грудь.

– Ты хорошо подумал? – сказала она, не пытаясь отстранить его руку. – Сколько времени прошло с тех пор, как мы в последний раз занимались любовью?

– Много. – Он сжал ее сосок, который немедленно затвердел. Она вздохнула, прижимаясь к нему.

– Это неправильно? – спросила она. – Среди дня?

– Нет. – Он завел другую руку ей за спину и расстегнул застежку. Она сняла лифчик и отбросила в сторону, а он схватил обе ее груди, любуясь напряженными сосками. Она тоже смотрела на них; это зрелище, казалось, возбуждало ее.

– Задерни шторы, – велела она, прикрыв глаза.

– Потом. – Он сжал ее соски.

– Кто-нибудь может увидеть. Или зайти. Пожалуйста. – Но сама она не пошевелилась и не вывернулась из его рук. – Уолт, пожалуйста. Это меня нервирует.

Поднявшись с кровати, он дошел до окон. В комнате стало намного темнее.

– Так даже лучше, – сказал он, – мрачно.

Обернувшись к ней, он увидел, что она встала и расстегивает шорты. Стоя на одной ноге, она стянула шорты и кинула их в сторону.

– Это неправильно? То, что я хочу?

Она расслабилась и казалась возбужденной, пальцы ее летали, и она прерывисто дышала.

– Раздевайся, а я надену диафрагму.

На мгновение она прижалась к нему, теплая, голая и немного влажная. Он схватил ее и бросил обратно на кровать.

– Подожди, – она улыбнулась, дрожа, – не так быстро.

Левой рукой он раздвинул ей колени. Он уже был достаточно твердым. Он не стал ждать. Другой рукой он расстегнул штаны. Ее улыбка исчезла, она дернулась всем телом.

– Моя диафрагма, – выдохнула она, с силой пытаясь оттолкнуть его. – Уолтер, мне нельзя иметь ребенка, я не могу забеременеть…

Она закричала.

– Отпусти меня! Если я залечу, что будет с моей работой… отпусти. – Она плакала.

Он ударил ее ладонью по внутренней стороне бедра, заставив раскрыться, и наконец вошел полностью. И сразу же излился в нее.

Она кричала, извиваясь под ним.

– Ты кончил!

Высвободив правую руку, она пихнула его в плечо.

– Не смей! Вытащи! Похотливый урод! Насильник!

Крича от страха, она дергалась, щипала его и пыталась укусить.

– Я все время о тебе думаю, – сказал он, снова обнимая ее. И это была правда. – Я люблю тебя.

Ему удалось поцеловать ее в уголок губ, она мотала головой, пытаясь вырваться.

– Это внутри меня, – выдохнула она, и взгляд ее стал слепым. Она царапала ему руки. – Ты кончил в меня. Отпусти меня, я смогу это смыть. Может быть.

Но он держал ее, наслаждаясь этим, зная, что он зафиксировал ее здесь, в тисках своего тела. Он был намного крупнее ее. И вот он снова начал двигаться, начал второй раунд.

В сыром подвале Донки-холла, включив верхний свет, Уолт Домброзио работал, а Джек Э. Вепп и Эрл Тиммонс за ним наблюдали. В воздухе висели гипсовая пыль и резкие испарения быстросохнущей эмали, и Тиммонс то и дело кашлял. Оба они неуверенно ухмылялись.

Ему было трудно работать под насмешливыми взглядами, и на мгновение он отложил кисть.

– Еще не готово? – спросил Вепп.

– Нет, – сказал он.

Это была самая трудная часть; он всегда делал это очень тщательно и кропотливо, уделяя столько времени, сколько было необходимо. Он не любил, когда его торопили. Наконец он возобновил работу. За его кистью растекалась желтоватая краска.

– Да уж, это заставит Сэмми побежать, – заметил Вепп.

– Вы о чем? – спросил Домброзио.

– Он имеет в виду старого доброго Лео, – усмехнулся Тиммонс, – как в той книжке про евреев. Ну, ее еще по телевизору показывали.

– Заткнитесь, – сказал Вепп, – пусть работает спокойно.

Они с Тиммонсом завороженно смотрели на его руки.

Потом кто-то подергал ручку двери – дверь, конечно, была заперта.

– Выметайтесь, – велел Вепп, подойдя к двери, – валите отсюда. Мы заняты, вы знаете это. – Послышался приглушенный голос, но Вепп повторил свои слова, и голос сменился шагами.

– Надеюсь, это был не наш друг-учитель, – сказал Тиммонс.

– Нет, – сказал Вепп.

– Если он узнает, – сказал Тиммонс, – он будет возражать.

– Я думаю, он подал в отставку. Он больше не член правления.

– Но он же может сюда зайти, – возразил Тиммонс, – и сразу все поймет.

– Ключ есть только у меня, – сказал Вепп, – и все это прекрасно знают.

– Я не могу работать под вашу болтовню, – сказал Домброзио.

– Заткнитесь, – велел Вепп Тиммонсу.

Они стали смотреть молча.

– Сегодня к нему кто-то приедет, – внезапно сказал Вепп.

Это напугало Домброзио, и он выругался. Вепп извинился.

– Кто? – спросил Домброзио после паузы.

– Профессор или что-то вроде того. Из Беркли.

– Из университета? – уточнил Домброзио.

– Ну, наверное. Ему написал Уортон. Он тут же бывал в прошлом. Ну, я так на ярмарке услышал. Мне Лила Джиамбосси сказала. Она все знает; она была телефонисткой, пока АТС не перевели в Сан-Рафаэль.

– Раньше у нее можно было узнать, где сейчас врач или шериф, – сказал Тиммонс.

– В любое время дня и ночи, – добавил Вепп, – надо было просто снять трубку и спросить.

– Вы когда-нибудь заткнетесь? – поинтересовался Домброзио.

– Конечно, – извиняющимся тоном сказал Вепп.

Оба, казалось, раскаивались. Но вскоре они снова заговорят, когда отвлекутся и подумают о чем-то другом.

– Вам не обязательно смотреть.

– Ну уж нет, я такое не пропущу, – возразил Вепп, – вот вы всегда говорите, что наш нью-йоркский друг постоянно лезет в драку. – Он подтолкнул Тиммонса.

– Ничего подобного. Я говорю, что он вечно во все влезает и ему во все нужно вставить свои два цента. Как тогда со школой.

– Так или иначе, когда мои парни сняли этот гребаный знак «живите счастливо», он ничего не сделал. Просто заткнулся. – Он похлопал Тиммонса по спине. – Так что и в этот раз, когда он узнает, что его обманули, он не посмеет открыть пасть. По-прежнему будет пресмыкаться и жать нам руки. А какие у него варианты? Ну, может, неделю или около того он не будет с нами здороваться. – Вепп рассмеялся. – Но я уж не заплачу.

– Я вот что