Восставшая из пепла - Николай Иванович Ильинский

— Поплачь, поплачь, легче станет…

В хате стало пусто, и тоска надолго поселилась в ее темных углах. И даже луна, которая теперь выплывала на небо поближе к рассвету, была похожа на обгрызенный звездами каравай и сеяла на мартовский снег неистребимую голубую грусть. Лежа в постели, Варька долго глядела на призрачные окна, сон упорно облетал ее стороной, она ждала новых писем от Сальмана.

А ему было пока не до писем. В части, куда он был направлен, к бывшим военнопленным относились с явным недоверием. Многих заранее считали добровольно сдавшимися врагу. Поговаривали даже о формировании штрафного батальона: пускай, дескать, кровью смоют свою вину перед Родиной, будто пребывание в лагере, которое каждый день уносило десятки жизней, уже не являлось кровавой платой за то, что абсолютное большинство оказалось в плену не по своей собственной вине, а в результате допущенных ошибок, начиная с самого Сталина и кончая командирами частей и подразделений. Но кому это докажешь, когда в солдатской среде постоянно шныряют особисты, выискивая «предателей». И находят! А не найдут — сами попадут в разряд неблагонадежных. Ошеломляющий сталинский тезис о том, что по мере строительства социализма классовая борьба не утихает, а, наоборот, обостряется, с удвоенной, утроенной энергией нередко действовал и в военное время.

Второе письмо получили в доме Званцовых. Оно было кратким, но произвело эффект разорвавшейся бомбы. У Афанасия Фомича от неожиданности подкосились и без того больные ноги, а Анисья Никоновна заголосила на всю хату, аж на дворе стало слышно. Виктор, а письмо это было именно от него, сообщал, что он жив, что он на фронте, бьет проклятых фашистов, и интересовался, благополучно ли дома после изгнания из Нагорного оккупантов. «В следующий раз напишу о себе подробнее… Крепко всех обнимаю, целую и жду ответа, как соловей лета», — этими банальными словами заканчивалось необычное и нежданное письмо. И очень быстро все Нагорное знало о маленьком белом треугольнике со штемпелем полевой почты и печатью военной цензуры. Дома облегченно вздохнули.

Не было предела радости и у Екатерины. Она постеснялась пойти к Званцовым и подробнее расспросить о содержании письма, вспомнил ли Виктор о ней? Но уже то, что Виктор объявился, что он жив, согревало ее исстрадавшееся сердце.

Иные мысли теперь обуревали Зинаиду: так кто же все-таки застрелил тогда на дороге в Красноконск ее мужа? Нет, она не очень-то горевала об Антоне, еще помня его кулаки и синяки, которыми он награждал ее после прихода домой во время оккупации, но все-таки ей не терпелось узнать истину. Она буквально ворвалась в хату Званцовых: теплая шаль развязана, полушубок расстегнут, в глазах ярость.

— Дядя Афанасий, это правда, что ваш Витька объявился?

— Письмо прислал, а сам не явился. — Афанасий Фомич с удивлением смотрел на взбудораженную Зинаиду. — А ты чего это?…

— Стало быть, это он убил моего Антона!..

— Витька в брата, хоть и двоюродного, стрелять не стал бы…

— Тады он помог летчику…

— Не знаю. — Афанасий Фомич вдруг рассердился: — Лучше твой Антоха не лез бы куцы не следует!..

— Куцы? — растерялась Зинаида.

— На кудыкину гору! — еще пуще разозлился Афанасий Фомич. — Он и полицай, он и летчика хватает, он и Витьку, дитя еще, в конвоиры заставляет идти… Вот куды! По его вине Захарку Чалого повесили…

Зинаида оробела, она знала, какая дрянь ее Антон, но столько серьезных обвинения в его адрес слышала впервые. Она сделала шаг назад к порогу горницы, взялась за ручку двери.

— Ты чего, дядя Афанасий, на меня так вызверился? — тихо спросила она виноватым голосом. — Будто я заставила Антона в полицаи записаться, он сам так решил…

— Да мне все равно, Зинка, — смягчился Афанасий Фомич. — А твоего Антона, если бы на дороге не застрелили, то нынче бы повесили… Да! По всем селам на веревках старосты и полицаи болтаются… Люди без суда их повесили!.. Не любит наш мужик изменничества, вот что…

У нас староста сам сунул свою голову в петлю, никто не пожалел, так ему и надо, а Егорку Гриханова не тронули, он безобидно вел себя… Да уж ладно, не стой у двери, иди посиди у нас и перестань горевать… Так оно, Зина, так!.. И тебя люди могут осудить за то, что ты с немцами якшалась…

— Ни с одним! — громко заявила Зинаида и перекрестилась на образа в углу горницы. — Вот те крест, дядя Афанасий!..

— Я-то поверю, а люди?

— Хватит тебе наезжать на нее. — Анисья Никоновна вышла из кухни, ей стало жалко Зинаиду. — Она тоже пострадала не приведи Господи…

— Да я ничего, я просто, — оправдывался Афанасий Фомич.

III

Часто вспоминал о друзьях Степан, скучал без них. Двукрылые, похожие на стрекоз «У-2» — самолеты неприхотливые. Они могли садиться и взлетать где угодно, лишь бы местность была ровной. И новый аэродром, куда перебазировался полк майора Криулина, мало чем отличался от прежнего, находившегося на опушке леса близ Нагорного: такой же лиственный лес — дубы, клены, осина, дикие яблони, груши, такое же поле. И служба у Степана оставалась такой же. Он продолжал с горечью называть себя «начальником дипа, куда пошлют, туда и тилипа». Больше помогал техникам готовить самолеты в ночные рейсы. В полеты Степку не брали, хотя он постоянно и просился.

— Ну, куда тебя взять? — отделывался от него майор Криулин. — Тебя посадить в самолет, а бомбы оставить на аэродроме? Кого же тогда сбрасывать на головы фашистов? Тебя?

На аэродроме долго ожидали возвращения из ночного полета Алексея Привалова. То, что его сбили, сомнений ни у кого не было, поскольку он не вернулся на базу в ту ночь и не подал знак, что сел где-то в другом месте. Но все надеялись, что при возможном падении самолета он спасся, если, конечно, не был смертельно ранен в воздухе, и непременно доберется до аэродрома или до незанятого немцами населенного пункта и оттуда подаст о себе весточку. Но ничего подобного не происходило. И летчики полка стали привыкать к мысли, что Привалов погиб. Очень переживал по этом поводу Степан. Кроме того, его сильно тревожило и то, что не знал о положении в оккупированном фашистами Нагорном: был ли бой в селе, живы ли родители, не расстреляны ли друзья захватчиками? В таком мрачном настроении он шел к майору Криулину, который зачем-то его вызывал. «Что еще нужно от меня этому коту Тимохе?» — ломал голову Степан. Тимофея Семеновича Криулина летчики за глаза в шутку