Любовь моя Ана - Софья Асташова

Меня завели в палату, но не сказали, что делать. Я просто села на кровать и ждала, пока на меня обратят внимание. Вероятно, я перепугалась и не решалась ни о чём спрашивать.

Я начала робко осматриваться. Мне понравилась просторная палата – большие окна, приятный бежевый цвет стен, добротные тумбочки, большие функциональные кровати на колёсиках и с подъёмным механизмом против отёка ног говорят: «Мы о вас заботимся».

Санитарка стояла, прислонившись к дверному косяку. Я сидела на кровати в той же одежде, что пришла, вполоборота к ней, не зная, можно ли мне с ней говорить. Я подумала, что она не уходит, чтобы поддержать меня. Составить мне компанию, чтобы мне было не так страшно. Находиться вдвоём и молчать было неловко. Я чувствовала себя обязанной что-то спросить, может быть, подружиться с ней и показать свою заинтересованность.

– Много здесь девочек? – спросила я.

Она не отвечала так долго, что я подумала, она не расслышала мой вопрос, но потом сказала:

– Сейчас немного.

– Я тут, наверное, самая старая, – продолжила я со смущённым смешком.

– Да ну, брось, – ответила она, махнув рукой. – Разные тут есть – и молодые, и взрослые.

Я ждала, что она спросит, сколько мне лет, но она не спросила. Потом она принесла стул, поставила его возле двери и села. Я поняла, что так положено – она здесь не по доброте душевной, а чтобы следить за мной. Ко мне приставили целую санитарку. Мало ли что.

Карантинная палата располагалась напротив туалета. Когда туда кто-то заходил, она вставала со стула и шла следом. И тут же какая-то скрытая сила заставляла меня вскакивать и приседать. Я не приседала очень давно и делала это, как в школе, – полный присед с вытянутыми вперёд руками. Я успевала сделать двенадцать приседаний и пыталась сдержать учащённое дыхание, когда санитарка возвращалась на своё место. Так повторилось несколько раз.

Возможно, это самый важный день в моей жизни. Отныне жизнь разделится на до и после, но я чувствовала себя совершенно неподготовленной. В первый день я не буду ничего понимать, а вот на второй принятое решение придавит тяжестью круизного лайнера. Я захочу сбежать с корабля. Я буду рваться домой, я это знала, как знала и то, что останусь. Чего я не знала, так это того, что в стационаре мой телефон не будет работать. Почему никто меня не предупредил? Впрочем, все другие операторы, кроме моего, прекрасно ловили связь.

– Ты что не переоденешься? – спросила санитарка. – Переоделась бы.

Меня поразил её вопрос, потому что я не знала, почему не переодевалась. Я думала, что ещё рано. Но для чего рано? Не собиралась же я сбежать? Я уже здесь и никуда отсюда не денусь.

– Да? – неуверенно спросила я и, помедлив несколько секунд, полезла в тумбочку за одеждой.

– Хотя нет, – сказала она, – может, тебя ещё на анализы поведут.

Я облегчённо вернулась на место – не хотелось переодеваться при ней, хотя сидеть в джинсах было неудобно.

Из карантинной палаты, где мне следовало находиться до того, как придёт результат ПЦР-теста, я не могла видеть, но слышала и обоняла приближение обеда.

– Собираемся на обед! – доносился уже знакомый голос медсестры.

Я почувствовала что-то похожее на физический голод – слабость в ногах, потряхивание коленей, но мой мозг говорил «нет» – никакой еды. Не в первый день. В последний раз я ела ещё вчера, но отказалась от обеда, потому что так должна вести себя настоящая анорексичка.

Обед из трёх блюд, два куска хлеба и компот – я думала, что это всё, но после того, как у меня забрали поднос, зашла санитарка с большим пластиковым контейнером наперевес.

– Конфету будем брать? – спросила она.

Контейнер доверху наполнен конфетами. Это было неожиданно. Я не сразу поняла, что она обращается ко мне, но в палате больше никого не было.

– Нет, – ответила я.

– Почему?

– Э-э-э… я н-н-не люблю сладкое, – промямлила я, заикаясь.

– Ну, как хочешь, – сказала она и ушла.

Я не поняла, что это было. Ещё долго у меня перед глазами стояли маленькие сникерсы, твиксы и баунти.

Впрочем, не было ничего странного в том, что я считала себя самозванкой. Перед стационаром я была далеко не в лучшей форме, и я говорю не про депрессивный эпизод, а про то, что считала себя ужасно толстой в весе 38 килограммов.

Ещё дома время от времени в голове всплывала картина, как я, хватая большие портновские ножницы, избавляюсь от всего лишнего. Отрезаю куски мяса с ляжек и валики жира с живота. Чувствую сладостный, чёрный, кровавый привкус во рту и улыбаюсь. Конечно, я этого не сделала, но заменила ножницы на блестящие бритвенные лезвия «Спутник», купленные на «Авито». На «Авито» можно купить всё что угодно.

Маленький порез оказался глубоким. Рубиновые бисеринки крови пунктиром расчерчивают на голых руках маршрут из пункта А в пункт Б. Такие дела. Что я собиралась делать со всеми этими «спутниками»? Написать на коже «Любовь моя Ана»? Смогу ли я это сделать?

Я старалась похудеть и очень волновалась, что за время между первой консультацией в клинике и госпитализацией расслаблюсь и наберу вес. Я хотела похудеть, но вес уходить не хотел. Организм сказал: «Нет, хватит, сохрани или умри. Я больше ничего не отдам».

Допустим, я так волновалась, что боялась съесть помидор. Я так боялась передумать за это время, что звонила узнать, не освободилось ли в клинике место для меня пораньше.

Трубку взяла медсестра, которой надо было шесть раз в день кормить пациентов и следить за двумя десятками не сказать чтобы нормальных девочек.

– Десятое отделение, – ответила она сердитым утомлённым тоном. На фоне, как цикады, звенела посуда.

Я объяснила свою ситуацию.

– Нет, мест не освободилось, – сказала она. – А у вас падает вес?

– Нет.

– Если будет падать вес, тогда могут экстренно госпитализировать, но если вес стабилен, то нужно ждать своей очереди.

– Если бы у меня падал вес, – говорю я, – я бы сейчас летала в эйфории, не звонила вам и не обратилась бы за лечением.

Она помолчала, а потом ответила:

– Если вы хотите похудеть, то здесь вам не помогут.

Шах и мат. Она победила. Но я не успокоилась и использовала телефон по полной. В следующий раз я звонила, чтобы спросить разрешения – могу ли я есть и, если поправлюсь, возьмут ли они меня в программу помощи умирающим от истощения.

Ответила, кажется, та же медсестра, и я снова объяснила свою ситуацию.

– Конечно, вы можете