Три истории на моих поминках - Евгения Захарчук

в санаторий-профилакторий, находящийся в соседнем от университета здании. Хотела сэкономить время на дорогу. Под конец недели бабушка позвонила мне, и по ее тону я сразу поняла, что где-то накосячила. Оказалось, не отзванивалась каждый вечер. Бабушка тогда сказала: «Ты съедешь и вообще про нас не вспомнишь, мы тебе совсем не нужны». Я возмущенно огрызалась в ответ, но ее фраза виноватой пульсацией билась у меня в голове. Уедешь и не вспомнишь. Мы тебе не нужны. Не вспомнишь. Не нужны.

В девятнадцать лет я переехала в отдельную квартиру. Первый год мы созванивались каждый день. Бабушка намеренно звонила на домашний телефон, чтобы проверить, что я у себя. Как-то вечером мы поболтали, я сказала, что планов на вечер у меня нет, буду смотреть дома сериал. После разговора я пошла в душ. Из душа вылетела с остатками пены на плечах и за ушами: мобильник и домашний телефон визжали одновременно. Я схватила трубку, бабушка была в панике: я пропала. «Ба, я в душе была, да и куда я могла пропасть, я же с тобой только что из дома говорила! Что, меня инопланетяне похитили?» — «Да, может, и инопланетяне», — отвечала бабушка.

Бабушка приучала меня звонить. Если я не звонила, то она звонила сама, заставая меня врасплох, и сам факт ее звонка уже был намеком на то, что я слишком долго не звонила и теперь меня надо разыскивать. Тревога заполняла ее, выплескивалась на меня, смешивалась с моей, и мы обе боялись своих телефонов. Бабушка — из-за того, что телефон не звонил; я — что мой телефон зазвонит в неудобный момент.

Когда мы обнимались на прощание, наши тревоги вцепились друг в друга и поменялись местами. Бабушка перестала звонить, и меня пугал молчащий телефон. Когда я звонила бабушке, ей становилось страшно и казалось, что со мной что-то произошло.

Я звоню бабушке, и она долго не отвечает. Я знаю, что ее не украли инопланетяне, просто дома всегда включены три телевизора в разных комнатах. Сначала бабушке нужно услышать телефон, потом дойти до него. Возможно, еще вымыть руки, скорее всего, она что-то готовит. Она всегда что-то готовит: яичницу с помидорами на завтрак; закрутки с протертыми помидорами, чтобы приготовить яичницу с помидорами на завтрак; огромную кастрюлю супа, чтобы есть его с дедушкой на обед еще неделю; овощи жареные, сразу побольше, чтобы потом расфасовать их по вымытым пластиковым лоточкам от плавленого сыра или сметаны и затолкнуть в отдельную морозилку, стоящую в моей бывшей комнате, туда же — ягоды на зиму. Бабушка добирается до телефона, когда я звоню во второй раз.

— А, это ты, Жужа? А я «Голос» смотрю.

— Ба, я не слышу тебя, можешь громкость на телевизоре убавить?

— Да, сейчас, сейчас. — Она на минуту пропадает. Становится чуть тише. — Тут твой любимый! Антон Беляев. В жюри теперь. Хорошенький.

Антон Беляев нравился мне, когда сам участвовал во втором сезоне «Голоса». Тогда я еще жила с бабушкой и дедушкой, и все передачи по телевизору мы смотрели вместе.

— Прикольно, и как он?

— Еще не знаю, он только команду набирает. Да ты сама в «Ютубе» набери, посмотришь на него.

Я обещаю обязательно набрать Антона Беляева в «Ютубе». Не говорю, что не вспоминала о нем уже лет десять, а теперь сам факт того, что ему до сих пор можно выступать на Первом канале, меня только расстраивает.

— А ты чего звонишь?

— Да просто.

— Да, ты молодец, что звонишь, ты умничка.

— Как дела у вас?

— У нас? Да потихоньку. Ну какие у нас могут быть дела?

— А я билеты в Москву купила.

Бабушка молчит.

— Ау!

— Подожди, подожди, тут такая девочка поет!

Я жду.

— Что ты говорила?

— Билеты в Москву купила.

— А. Хорошо. Что-то случилось?

— Э-э, да вроде нет. Типа, к вам еду.

Бабушка снова молчит.

— Ба!

— А-а-а, да я «Голос» смотрю.

— Это я поняла. В другой раз тогда поговорим?

— Давай, Жужа, давай, мой хороший.

Наши разговоры не всегда проходят так. Но иногда так. Я не каждый день говорю, что приеду в Москву. Но и «Голос» не каждый день по телевизору показывают.

Я очень, очень плоха в объявлении важных вещей.

Три года назад мне пришло электронное письмо от Госуслуг.

Евгения Викторовна!

Вам поступило предложение к подаче заявления на регистрацию брака.

Процедуру согласия на регистрацию брака необходимо завершить в течение 24 часов.

Я кивнула своему сосредоточенно уткнувшемуся в ноутбук Саше, нажала на кнопку «к заявлению» в конце письма и что-то там заполнила.

Позвонила домашним, пригласила в загс. После росписи пообещала посиделки в ресторане узким семейным кругом.

Их удивил этот звонок. После семи лет в отношениях, семи лет, в течение которых я злилась и отмахивалась на вопрос «А вы не хотите расписаться?», во всей семье что-то всколыхнулось.

Бабушка по ночам посылала мне сообщения.

Мы с тобой так и не поговорили по душам. Кроме хи-хи да ха-ха, ничего. Теперь пора как-то потихонечку сближаться с родителями будущего мужа, называть их мамой и папой, сначала хотя бы в третьем лице, а потом будет легче. Ты им нравишься, будь помягче, контактнее. Надо уже выпить на тохтершафт и перешагнуть этот порожек. Тохтершафт — это я сама придумала.

Я отмалчивалась.

Началась стадия переговоров.

— А какое платье у тебя будет? Пышное? Длинное?

— Довольно короткое. Но зато белое. С цветочной вышивкой на груди.

— А на ногах что будет? Большой каблук тебе нельзя, но, может, маленький? Только не говори, что будешь в кроссовках.

— Обижаешь. Какие кроссовки! У меня для таких праздничных случаев «конверсы» есть. Я их всего шесть раз носила, они еще почти белые.

(Перед свадьбой подруги подарят мне абсолютно новые белые «конверсы», и я обрадую бабушку, что кеды будут чистыми, но она почему-то не разделит мой восторг.)

— Ну а волосы уложишь?

— Волосы уложу. И даже подкрашу перед свадьбой, чтобы цвет был свежий.

— А в какой цвет?

— В бирюзовый. Под цветы на платье подойдет.

— Ну да, бирюзовый — это красиво. Молодец.

Я хотела, чтобы Саша был на свадьбе в черных шортах, белой майке и потертой темно-серой джинсовке из «Толмана» вместо пиджака. С распущенными длинными кудрявыми волосами. Шорты и джинсовку семья была готова потерпеть, но на майку договориться не получилось: наденет майку, и на фотографиях будет видно татуировку с мандалами на груди, а фотографии потом еще показывать родственникам, которые про татуировку не знают. Сошлись на белой футболке. Но фотографии родственникам потом все