Крейсер «Суворов» - Александр Ермак

Неожиданно наткнулся на матроса, сидящего на корточках возле какого-то измерительного прибора. Сначала Сергей испугался, но быстро понял, что напрасно: это был знакомый «экипажевец». Молодой матрос, глядя на стрелку прибора, то закрывал, то открывал глаза: «долбился» – боролся со сном. Заметив подошедшего Воронка, равнодушно спросил:

– Курить есть?

– Нет, – покачал головой Сергей и глянул по сторонам:

– Где здесь вода?

«Экипажевец» зевнул:

– Не знаю еще. Я вот пока только за этот прибор отвечаю…

Глаза «мышонка» опять ненадолго схлопнулись…

Воронок нагнулся и начал крутить подряд все попадающиеся краны. Из одного пошла вода, и Сергей радостно подставил бак. Когда набрал уже почти половину, догадался проверить на вкус: оказалась соленой. Пришлось ее вылить.

Открыл еще несколько кранов: часть трубок за ними оказались пустыми, из части шел не нужный ему пар. Наконец, полилась вода. Воронок сразу попробовал: пресная.

Бак он подставить не успел. Его в какой уже раз за сегодня ударили по голове. Он обернулся и получил пинок в «фанеру». Над ним стоял «годок», которого Сергей перешагнул возле двери: как же невовремя тот проснулся.

– Так, гляди сюда, – указал усатый в сторону. – Видишь «машку»?

«Машка» – это железная щетка, которую надевают на ногу и чистят ею доблеска «поелы» – съемные железные щиты. Из них выстраивают дополнительные палубы в помещениях.

«Вот попал!» – расстроился Воронок. Нацепив «машку», начал двигать ногой: вперед-назад, вперед-назад.

Усатый, зевая, наблюдал:

– Сильней нажимай. Энергичнее, «мышонок», энергичнее!

Когда Воронок продраил с полметра, кочегар показал рукой:

– До конца прохода продраишь, потом отпущу!

Понаблюдав еще немного, усатый оставил Сергея в одиночестве: видимо, ушел проверять другого, дежурившего у прибора «мышонка».

Нога Воронка быстро устала. Он прикинул объем предстоящей работы и осознал, что до конца прохода ему и до утра не дочистить. Сбросив «машку» и прихватив бак, осторожно вышел к двери: кочегара там не было. Сергей, не раздумывая, скользнул за «броняшку», и быстро вскарабкался по трапу.

Оказавшись в коридоре, Воронок перевел дух: удалось избежать «пленения» до утра. Что бы он сказал Бесу, не заступив на дневальство вовремя и явившись в кубрик грязным?

Сергей лихорадочно размышлял: потерял уже много времени, а так и не постирался. Вспомнил, как кто-то из «карасей» говорил, что можно одежду на веревке за борт выбросить: море побьет ее по волнам и о борт – постирает. Однако при этом может и веревка оборваться, и одежда после такой стирки ветшает, как после года носки. Рисковать своей робой и тем более робой Беса Воронку не хотелось.

Вздохнув в очередной раз, Сергей двинул по «водным» местам по второму кругу. Вышел к матросскому камбузу уже с левого борта, там где находилась дверь-«броняшка». Только подошел к ней, как она открылась, и из-за нее вышел знакомый «годок» с черным кудрявым чубом. В руке у него был блокнот. Это быт тот самый старшина, писавший о том, как Воронок принимал присягу. Чубатый молча посмотрел на Сергея. Все поняв и убрав в карман блокнот, протянул руку:

– Давай!

Воронок с опаской протянул бак. Старшина скрылся за «броняшкой», через минуту вернул бак:

– На!

Сергей не верил своим глазам. В баке плескалась чистая – попробовал на вкус – питьевая вода.

– Спасибо! Спасибо! – залепетал он.

Старшина, захлопывая за собой «броняшку», сказал только:

– Больше не приходи сюда. Повезло тебе сегодня…

Повезло – не повезло – это было сейчас неважно. Сергей чуть не бегом отправился в кубрик: нужно было успеть и постирать, и высушиться до своей смены. И еще Воронку очень хотелось успеть поспать хотя бы минутку.

Забежав в кубрик, толкнул «долбившегося» Удода: тот, просыпаясь, смешно выпучил глаза. Воронок надел свежее белье, сменную чистую робу, взял грязную свою и Беса, мыло и щетку, бак с водой, обрез для стирки и – в умывальник. Там разложил синие «голландки» и брюки на палубе, чуть-чуть смочил их, оставляя как можно больше чистой воды на полоскание. Намылив смоченные робы, потер их щеткой. Затем на руках простирнул тельник, трусы и «караси». Прополоскал все, разделив воду из бака на две порции. Последний слив был весьма непрозрачным, но все-таки стирка вполне удалась.

Теперь еще нужно было просушить мокрую одежду. «Годки» развешивают свою постиранную в кубрике возле «шконок», поэтому робу Беса Воронок легко пристроил. А вот что делать со своей одеждой, пришлось решать. Молодым в кубрике сушить не положено. Специально выделенных мест на корабле нет. Обычно «караси» сушат одежду в «ташкенте». Так называют место, откуда сильно дует теплый воздух. Один «ташкент» в «низах», на входе в работающую машину. Но там сушить вещи не очень удобно: нужно стоять на трапе и уклоняться от пинков и тычков пробегающих мимо машинистов.

Другой «ташкент» находится на верхней палубе. В небольшой укромный закуток также выходит горячий воздух из другой машины, если она работает. Причем выходит он там сразу из нескольких зарешеченных отверстий-дверок. Они распложены по трем сторонам. Четвертая сторона открыта, через нее только и можно попасть в это маленькое помещение. Обычно именно в этом «ташкенте» самый сильный напор теплого воздуха. Так как здесь нет машинистов, то можно спокойно развесить одежду на «барашках» дверок и даже покурить в рукав. Если машина работает на полную мощность, то одежда гарантированно высыхает в этом «ташкенте» всего за час. Однако в течение этих шестидесяти минут уставшему, расслабившемуся и разморенному в тепле «карасю» придется бороться со сном: можно легко проспатъ и свою смену дежурства, и подъем, и построение, и саму одежду, которой кто-нибудь «приделает ноги».

Воронок зевал без остановки. Он понял, что если пойдет в «ташкент», то точно проспит там все на свете. Вздохнув, одел мокрую одежду на себя. Знал, что если «годки» заметят такую «сушку», то побьют: в сырой одежде можно простыть. Но сейчас все спали, и Сергей без страха залез в «шконку».

Сначала было холодно, но потом роба стала согреваться от тепла тела. Воронок быстро уснул.

– Вставай, вставай, – тряс его за плечо Удод. – Твоя смена.

Сергей сначала не поверил. Ему показалось, что он и не спал вовсе. Но ощупав себя, понял, что все-таки спал: и трусы, и тельник, и «караси» на нем совсем высохли. Только роба в складках была сыровата.

Заступил дневальным. Удод, упавший в «шконку», тут же захрапел.

Позавидовав сослуживцу, Воронок зевнул. Еще раз. И еще. Моргнул, не торопясь открывать глаза. Но потом разом взбодрился – в темноте чиркнула спичка. Это закурил по какой-то причине проснувшийся Вильнюс.