Вальс душ - Бернард Вербер

– В свинью, надо полагать, – находит силы пошутить Иштар.

– А вот и нет. Свиньи принадлежат к самым развитым и осмысленным животным. Они не сильно отстали от человека, их балл доходит до 3,2, – на полном серьезе информирует ее архангел-прокурор. – Он стал… комаром.

– Комаром?.. – не верит она своим ушам. – Большой был выпивоха, теперь он исполнит свою мечту.

– Нехорошо радоваться деградации другого живого существа, – наставляет ее архангел-судья. – Надо всем желать роста, а не падения.

– Думай теперь об успехе твоей следующей жизни, – советует ей адвокат. – Опустишься ниже 3,3 – тоже очутишься, не дай бог, среди животных.

– Суровые вы…

– Не мы тебя судим и наказываем, – говорит судья. – Это все ты сама.

– То есть как?

Адвокат поддерживает коллегу.

– Он прав. Мы тебя не судим, ты сама себе судья. И не наказываем – ты делаешь это сама. Мы, архангелы, всего лишь трактуем вибрации твоей души. Мы чувствуем, чего она желает, чтобы прогрессировать.

– Твоя душа не хороша и не плоха, она просто хочет эволюции своей осознанности, – напоминает ей прокурор.

Судья подтверждает:

– Таков твой индивидуальный путь. Нельзя только выигрывать. Приходится признать, что некоторые живут, как Иштар.

Эжени охватывает тревога.

– А как же мое семейство душ? Те, кто принадлежит к Руке Света? Мы условились встретиться…

– Ты их встречала, просто не обратила на это внимания. Встречала, не понимая, что они могут тебе помочь или что вы можете помогать друг другу, добиваться общей цели.

– Я их встречала? – удивляется Иштар.

– Безымянный – арфист, игравший на базаре и предложивший сочинить для тебя песню. Но ты его отвадила.

– Мне не понравилась его музыка… – пытается она оправдаться.

– Неважно, главное, вам не удалось соединиться. Средним был хорошо одетый покупатель, работавший во дворце, ты встретила его вскоре после того, как родила.

– Министр финансов?! – ахает Иштар.

– Он самый. Он попробовал с тобой заговорить, но ты не пожелала, решив, что он с тобой заигрывает. Мизинцем был жрец, благословивший ваш брак. Ты не заметила его намеков на ошибочность вашего союза?

– Нет…

– Внимание к знакам, к словам доброжелательных людей, к выражению человеческих лиц важно для повышения баллов.

– Выходит, я прошла мимо всех душ из Руки Света? – печалится Иштар.

– Кроме одной, Указательного.

– Энлиль?!

– Да, Энлиль. Почему вы не соединились? – спрашивает судья.

– У нас было несколько возможностей, но мы их все проворонили.

– Вот именно.

– А как с Рукой Тьмы?

– Из-за них вспыхнула война между Лагашем и городом Умма. Она превратилась в настоящую бойню, в череду жестокостей. Царь Эанатум – это Правый Средний.

– Им, значит, удалось соединиться?

– Только троим. Среднему Правому, вождю, Правому Безымянному, музыканту, и Правому Мизинцу, колдуну. Со Средним Правым ты однажды столкнулась в лавке, но приняла его за такого же посетителя, как все остальные.

Иштар силится собраться с мыслями.

– И все же балл души 3,4… Дружба всего с одним членом моего семейства душ, никакого слияния с родственной душой… Такое впечатление, что я жила зря.

Архангел-судья и архангел-адвокат огорчены. Прокурор продолжает:

– Ты не любила эту жизнь, это факт. Но учти, следующая жизнь может оказаться еще хуже. Будь внимательнее к людям вокруг тебя.

– Считай этот низкий балл, 3,4 из 6, предупреждением. Соберись! – требует судья.

– Бессмысленная жизнь… – разочарованно повторяет она.

– Не бессмысленная, а самая обыкновенная, – поправляет ее адвокат. – Большинство живет так же, на уровне плинтуса. В жизни большинства людей ничего не происходит.

– Твоей душе пора продолжить развитие, – заключает архангел-судья, желая добавить оптимизма.

Душа Иштар влетает в розовый тоннель перерождений, и Эжени слышит свой внутренний голос:

Приступаю к обратному отсчету, от пяти до нуля. Когда я скажу «ноль, ты наверху», открой глаза. Пять… Четыре… Три… Два…

47.

– …Ноль, ты наверху…

Эжени открывает глаза.

– Порядок? – спрашивает Рене.

Она не шевелится, даже не мигает.

– Ты отсутствовала три часа, я решил, что хватит…

Эжени, не отвечая, достает из рюкзачка блокнот и принимается рисовать. Она изображает даже свое лицо в день смерти, каким она его увидела, покинув тело. Рисует Энлиля ребенком, юношей, мужчиной, стариком, мертвецом.

– Кто это? – интересуется Рене.

– Думаю, я не слишком одарена по части любви, – говорит она вместо ответа. – Причем давно…

– А что, симпатичный.

– Так и есть. Вернее, было.

Продолжая рисовать, она комментирует:

– Твоя техника перепрыгивания из одного важного момента в другой – это гениально! Теперь я чувствую себя не просто пассивным наблюдателем. Это все меняет.

У Эжени замечательная наблюдательность, она с мелкими подробностями рассказывает о перипетиях своего последнего туристического путешествия во времени. Говоря, она переживает все эмоции, что сопровождали на жизненном пути Иштар: рождение Нисана, убийство Хузиру, признание в любви Энлилю… Ей приходится прерваться, чтобы смахнуть слезу, грозящую капнуть на рисунок.

Один из рисунков волнует ее отца сильнее остальных: это выгравированная Энлилем стела.

– Что это такое?

– Заказ царского дворца. Помнится, Энлиль должен был поведать об одном сражении.

– Что за сражение?

– Между войском царя города Лагаша и войском города Умма.

– Неужели? А ты знаешь, что это прославленная стела? – спрашивает отец.

Он щелкает по клавиатуре ноутбука и сообщает:

– Она хранится в Лувре, в отделе восточных древностей. Археологи назвали ее «стелой коршунов».

Он показывает на экран.

– Да, этих птиц он и хотел запечатлеть, – кивает она.

– Наконец-то мы получили четкий ориентир! – радуется Рене. – Стела коршунов считается первой из известных, содержащей исторический текст. У нее две стороны. Фразы представляют собой восемьсот тридцать строк, написанных от первого лица единственного числа, от имени царя Лагаша по имени Эанатум, якобы повествующего о сражении, в котором он сам участвовал. Одна часть – изображение, другая – текст. Это шумерская клинопись, поэтому археологи сумели все перевести. Есть даже дата. Битва произошла в 2340 году до нашей эры. Победителем вышел Лагаш.

– Напомни, что такое клинопись, – просит Эжени.

– Это письмо в виде клиньев, древнейший из известных на сегодня видов письменности. Писцы пользовались перьями – заостренными тростниковыми палочками, которыми наносили линии на таблички из влажной глины. Потом они писали буквы. Таблички сушили на солнце, отчего они затвердевали. Для большей прочности их запекали. Для повторного использования таблички размачивали.

– То есть прямо у меня на глазах создавался первый из известных на сегодня рассказов о сражениях? – спрашивает Эжени, закуривая.

– Да, это было еще до египетских текстов и до шумерского текста об эпопее Гильгамеша, датируемого 1750 годом до нашей эры.

Эжени немного сидит в задумчивости, а потом продолжает рисовать. Теперь она изображает город, который видела из окна своей комнаты на втором этаже. Она указывает, где располагался дворец,