Вальс душ - Бернард Вербер

Эжени смотрит то на урчащего от удовольствия Нострадамуса, то на преподавателя.

– Ваши рисунки произвели на меня сильное впечатление, – продолжает тот. – Не понимаю, как вы добыли настолько точную информацию о временах, о которых мы знаем настолько мало.

Ей кажется, что он совершенно искренен и что с ним можно быть откровенной.

– Хорошо, я расскажу. Мой отец Рене Толедано научил меня V.I.E. Если хотите, я научу вас.

Герц перестает гладить кота, тот недоволен и настойчиво бодает головой замершую руку.

– Вы это о чем?

– О «Voyage Intérieur Expérimental». Так он назвал медитацию с сопровождением, позволяющую возвращаться в свои прошлые жизни.

– В прошлые жизни?.. – ошарашенно переспрашивает Рафаэль.

– Я знала, что вы сочтете меня умалишенной, – вздыхает Эжени и привстает, чтобы взять сигареты.

– Ничуть не бывало, – отвечает профессор, тоже вставая. – Я хочу попробовать. Научите меня.

Эжени кажется, что перед ней ребенок, спешащий испробовать новую игрушку.

– Ну, раз вы настаиваете… Ложитесь.

Она задергивает шторы, убирает чашки из-под чая, зажигает свечи. Нострадамус, видя, что перестал быть центром внимания Рафаэля, уходит на другой край дивана, изображая полное безразличие к происходящему.

Эжени придвигает к дивану кресло и садится в него.

– Разуйтесь, ослабьте ремень, ложитесь поудобнее.

– Я готов, – сообщает он.

– Тогда закройте глаза. Сделайте глубокий вдох.

Он подчиняется.

– Теперь представьте себе винтовую лестницу, десять ступенек, идущих вниз. Она приведет вас к двери вашего подсознания. Готовы?

– Готов.

– Я буду считать до десяти, на каждую цифру спускайтесь на одну ступеньку. Каждая из них приближает вас к двери подсознания. Я начинаю: Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть… Семь… Восемь… Девять… Десять… Видите дверь?

– Вижу… – бормочет Рафаэль.

– Опишите.

– Массивная, железная, блестящая.

– Замочная скважина?

– Не скважина, а замок для магнитных карт, как на двери гостиничного номера.

Эжени улыбается. Гик всюду остается гиком.

– Хорошо. Я даю вам карту. Поднесите ее к считывающему элементу и откройте дверь. Вы увидите коридор с пронумерованными дверями ваших прошлых жизней.

Глаза преподавателя движутся под веками, он хмурит лоб.

– В чем дело? – спрашивает она.

– Я подношу карту, но зеленый диод не загорается, так и горит красный. Дверь не открывается.

– Пробуйте еще.

– Ничего не получается.

Эжени вспоминает отцовское предупреждение: «Если не открывается, значит, момент неподходящий».

– Значит, сейчас не судьба, – говорит она. – Поднимайтесь по лестнице, с десятой ступеньки на первую. Когда я скажу: «ноль, вы наверху», откройте глаза.

В положенный момент Рафаэль открывает глаза.

– Не получилось, – горюет профессор, видно, как сильно он огорчен. – Хочу попробовать еще.

– Это значит, что сегодня неподходящий день, – объясняет ему молодая женщина.

Он принимает сидячее положение на диване.

– Мы же сможем попытаться в другой раз?

Она раздвигает шторы. В небе сверкают молнии, дождь не думает переставать.

– У вас самой получается? – спрашивает он.

Она наливает ему еще чаю и указывает на свой блокнот с рисунками.

– Сегодня я посетила еще одну жизнь. Я побывала в Уруке, в 2300 году до нашей эры.

Отхлебывая горячий чай, Герц изучает рисунки.

– Это здесь была создана стела коршунов! – восклицает он. – Теперь она в Лувре! Меня она всегда поражала.

– Это работа моего друга по имени Энлиль.

Эжени показывает Рафаэлю рисунки: она запечатлела шумера за работой. На другом рисунке Энлиль и Иштар бросают в реку тело ее убитого мужа.

– Похоже на раскадровку для кинокартины! – комментирует пораженный Герц.

– Отчасти было чувство, что это кино. Но чем больше я занимаюсь V.I.E., тем лучше владею ситуацией, особенно временем. Теперь я могу не проживать целиком жизнь, в которую попала: появилась возможность посещать только ее решающие моменты.

– Потрясающе! – произносит Рафаэль, разглядывая рисунки. – Только это и можно сказать. Вы так хорошо рисуете!

– Вам это тоже доступно, – подбадривает она его. – Хочется ли вам все держать под контролем в реальной жизни?

– Хочется, – сознается он. – Это моя навязчивая идея. Я должен все проверять, за всем наблюдать, редко когда получается расслабиться. Для работы это плюс. В личной жизни от этого одни сложности.

– Вот вам и объяснение вашей неудачи с V.I.E. Внутреннее путешествие осуществимо только тогда, когда ставишь на паузу машину контроля в своем мозгу. Обычно такое происходит во сне.

– Я никогда не помню своих сновидений…

– Самое главное для вас – расслабиться, – настаивает Эжени.

Рафаэль тяжело вздыхает – лучшее признание того, насколько сложна для него эта задача.

– Наверное, я с самого рождения ни разу толком не расслаблялся, – откровенничает он, опять растягиваясь на диване. – Я из семьи хронически тревожных людей. Моя мать была клубком нервов, отец все время вкалывал. При такой наследственности трудно стать безразличным. Я часто шучу, что успокоюсь только после смерти…

Он смотрит на грозу за окнами:

– Но даже то, что я сумел представить эту лестницу и спуститься по ней до двери подсознания – многообещающий признак, да?

– Вы правы. По крайней мере, у вас нет афантазии, – говорит она ему в утешение. – Так, небольшие затруднения, не более того. Я тоже раньше была фанатичкой контроля. А потом занялась французским боксом и другими видами спорта. Спорт снимает напряжение. Устаешь, зато переполняешься доброкачественной энергией. Теперь я согласна, что мне не все подконтрольно. Потому, думаю, у меня и получается V.I.E.

Он опять вздыхает:

– Может, мне повторить попытку прямо сейчас?

– Мне очень жаль, но нет.

– Что ж, не буду настаивать. Спасибо за первую попытку. И за то, что уделили мне время. Я пойду.

После ухода Рафаэля Герца Эжени сразу ложится. Нострадамус устраивается у нее на животе и принимается усыпляюще урчать. Засыпая, она вспоминает последнюю статью в «Энциклопедии относительного и абсолютного знания», которую прочла, – о рыжеволосых людях.

49.

ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: рыжая шевелюра

Рыжий цвет волос – самый редкий. К рыжеволосым принадлежит только 2 процента населения всего мира и 4 процента европейцев.

В разных странах и в разные времена к этому свойству человека относились и терпимо, и нетерпимо.

У древних египтян рыжина отличала бога Сета, убийцу Осириса. На папирусах рыжие волосы бывают у людей, которыми завладело это зловредное божество.

Древнегреческий историк Диодор Сицилийский пишет о ритуале принесения в жертву рыжих женщин и мужчин на могиле Осириса. Но так как в ту эпоху рыжих было мало, египтяне отлавливали и приносили в жертву чужестранцев.

У греков рыжие волосы считались признаком жестокости, так как ассоциировались с богом войны Аресом. У римлян слово «рыжий», rufus, служило расхожим оскорблением, чем-то вроде «дебила».

Только древние евреи не считали рыжие волосы проклятием. Рыжеволосыми были пророки Самуил и Исав, рыжим – царь Давид.

С