Твой рай - Джехи Лим

и абсолютно здоровых пальцев были не чем иным, как благословением для общины. Лани шила одежду для прокаженных и кормила их. От случая к случаю находились люди, которые могли заплатить ей деньгами. Она сидела в тени дерева и целый день шила. Так даже при том, что Лани не выполняла тяжелой работы в поле под палящим солнцем, у нее всегда было много еды.

Увидев Чансока впервые, она помахала рукой в знак приветствия. Улыбка Лани, в отличие от приветствий других здешних обитателей, давала Чансок почувствовать себя так, будто он все еще находится на Хило или Оаху.

– Кина? – Лани спросила Донпхаля, китаец ли Чансок.

Донпхаль объяснил, что Чансок – его соотечественник.

– Уи нохе нохеа!

– Что она говорит?

– Сказала, что ты красавчик.

Чансок усмехнулся. Поскольку его лицо до сих пор было не тронуто болезнью, ему казалось естественным, что его воспринимают как красивого человека. Он посмотрел на Лани и весело произнес на английском: «Спасибо».

Объединившись с Донпхалем, Чансок начал сажать таро и сладкий картофель. Он мог бы сделать это и в одиночку, но Донпхаль настоял на том, что будет помогать. Чансок не отказался. Тот факт, что он все еще может говорить с кем-то по-корейски, был несомненным утешением.

Даже при работе спустя рукава на Молокаи можно было снять два урожая риса в год. Время от времени люди из верхней части города приезжали и собирали овощи и зерно, выращенные прокаженными, оставляя взамен предметы домашнего обихода. Чансок не знал, когда это началось, но так действовала здешняя бартерная экономика, в ходе которой время от времени жители колонии получали самые необходимые вещи. Ткань, одежда, табак и масло, которые недавно обменяли примерно на тридцать свиней, были драгоценностями для жителей Калопапы. Эти предметы были роскошью, которой они наслаждались впервые за несколько лет. Благодаря этому у Лани, например, появилось больше швейного материала, а Донпхаль и Чансок с удовольствием питались сытной едой и курили сигареты впервые за долгое время.

– Мы должны славить судьбу за то, что подхватили эту болезнь в теплом краю. Подумай только: будь тут погода похуже – пожалуй, пришлось бы дожидаться конца, забившись в какую-нибудь пещеру! – Донпхаль широко улыбнулся, демонстрируя свои желтые зубы, и сказал, что очень благодарен жизни за такие подарки.

– Пожалуйста, не говори такие вещи. Не знаю, как ты, а я лично намереваюсь покинуть этот остров еще до смерти, – произнес Чансок, выбрасывая сигарету, которую держал в руке.

Что за гнусный тип этот старик Донпхаль! Мог бы сказать что-нибудь обнадеживающее – но нет, только и разговоров, что о смерти, каждый раз! Была бы его воля, он бы вообще с ним не встречался.

По пути к своей хижине Чансок поднял голову и посмотрел на Центр. Сколько лет прошло с тех пор, как он спустился по этой извилистой дороге? Он тяжело вздохнул. Черт побери, он покинет этот остров живым! Обязательно наступит день, когда он будет стоять в Центре и смотреть на это место сверху вниз.

Чансок сжал кулаки. Надо радоваться, что у него остались здоровые руки и ноги. Он отвернулся от хижины и побежал к холму.

Звук водопадов долины по ночам становился громче, как будто готов был поглотить долину целиком. Шум был такой, будто множество камней падало со скалы. Чансок бежал как сумасшедший, по холмам и вдоль берега. Он был благодарен, что две его ноги остались здоровыми, что он еще может бегать. Однако тщетная надежда, что он сможет выбраться отсюда живым, была хуже отчаяния.

Чансок упорно несся вперед. Но сколько бы он ни бежал, это все равно был тот же самый остров. Море преграждало ему путь. Он падал на колени перед водой множество раз – вот и сейчас вода отбросила его назад. Затем он снова встал и побежал к горе. Становилось темно. Иногда слышались крики животных. Пальцы ног уже потеряли чувствительность. Чансок запинался о камни и ветки деревьев. Продолжая бежать в гору, он терялся, но летел дальше и дальше, чтобы по-настоящему заблудиться. Он хотел оказаться на окраине мира, как можно дальше от всей этой жизни. Он чувствовал, что только так сможет выжить. Но забыть все было невозможно – как и уйти от всего. Рано или поздно оно оживает и превращается в желания, которые нужно удовлетворять. Такова жизнь.

Когда Чансок наконец привык к темноте, постепенно он начал видеть очертания гор и деревьев. Пот, стекавший по спине, высох прежде, чем он успел это заметить. Ощущение прохлады охватило шею. Чансок рухнул на землю и слился воедино с поглотившей все вокруг мглой.

Все тело болело, как будто кто-то избил его. Оно было тяжелым, Чансока мучала жажда. Это означало, что жизнь внутри него еще осталась. Когда Чансок поднял голову и посмотрел вверх, то увидел теплые огни Центра, где живут здоровые люди. Мир по-прежнему был прекрасен, а красивые вещи всегда были далеко и вне досягаемости. Чансок с трудом встал на ноги и пошел. Он еле дотащился до своей хижины. Там он столкнулся с Донпхалем, поджидавшим его.

– Что случилось? Снова бродил по горам всю ночь? Я же волновался.

– Я никогда не просил тебя обо мне волноваться, старик, – буркнул Чансок, снимая потную куртку и бросая ее на пол.

– Негодник, ты правда думаешь, что я беспокоюсь просто так? Сейчас единственный человек, который может обо мне позаботиться, это ты. Ты должен быть здоров и полон сил, чтобы я не валялся слишком долго один в пустой комнате после смерти. Разве ты не можешь заглядывать ко мне хотя бы раз в день, чтобы проверить, жив я еще или нет?

– Размечтался. Я о себе-то не могу позаботиться. Мое тело слабнет.

– Иди поешь каши. То, что мы встретились здесь, было предначертано кармой. Так что хватит вести себя как засранец.

Чансоку было больно даже смотреть в лицо Донпхаля. «Карма, черт возьми». Неизвестно было, когда кто из них умрет. Он изо всей силы ударил по миске с кашей, принесенной Донпхалем. Овсянка с кусочками таро разлетелась по полу. Перепуганный Донпхаль попятился. Только тогда Чансок немного успокоился.

Старик ушел в ярости, а Чансок присел на корточки и долго смотрел, как муравьи собираются вокруг перевернутой миски и каша мало-помалу исчезает. Его охватили голод и усталость. Чансок добрел до своей комнаты и рухнул на пол.

Такого тепла и умиротворения Чансок давно уже не чувствовал. Лоб что-то щекотало, как будто его обдувал легкий ветерок. Чансок открыл глаза, когда ощутил, как чья-то рука коснулась лба. Его