Твой рай - Джехи Лим

Ясный солнечный свет освещал белый крест, словно призывая к какому-то чуду. Выйдя на церковный двор, я заметила кладбище, простирающееся до самого берега.

Улицы оказались не такими грязными, как я думала, а дома вовсе не выглядели заброшенными руинами. Казалось, найти жилище Чансока будет не так уж и сложно. Здания выстроились по обе стороны от дороги, поэтому я пошла посередине. Тень от деревьев равномерно падала на них. Мне казалось, что я все так же гуляю среди старых полуразрушенных деревянных домов, которые увидела, когда впервые прибыла в «Лагерь девять».

Я остановилась у дома, номер на котором соответствовал написанному на бумаге. Мне еще раз пришлось свериться с листком. Подойдя к постройке, я на мгновение остановилась. Пока я ехала сюда, я была абсолютно уверена в своем выборе, но когда подошла к дому, где жил Чансок, заволновалась, что он может расстроиться. Тем не менее обратно повернуть я тоже не могла. И стоять здесь вечно не хотелось бы. Я снова взяла себя в руки. Возможно, из-за жаркой погоды дверь была открыта настежь.

Человек, сидевший затылком ко мне возле окна, был Чансок. Я могла это сказать, просто взглянув на его спину. Если не считать того, что его волосы стали немного длиннее, внешне он особо не изменился. Он держал в руке небольшой камень и бил им по чему-то.

Его руки все еще в порядке… Я испытала облегчение.

Но передо мной сидела женщина. Ее длинные распущенные волосы закрывали плечи и доходили до талии. Она выглядела гавайкой. Иногда она вытягивала руку над головой, как будто шила что-то. Я подошла к окну. Время от времени можно было услышать звуки слов, которыми они обменивались.

– Манаманарима.

Сказала женщина, показывая пальцем.

– Мана, малина…

Возможно, ему было трудно уловить слова женщины, он пытался их повторять, совершая ошибки вновь и вновь. Женщине, похоже, казалось это забавным, и она советовала ему попробовать еще раз. Чансок почесал в затылке и повторил еще несколько раз, прежде чем наконец громко произнес: «Манаманарима». Женщина обняла его за плечи и поцеловала в щеку. Выражение его лица сделалось радостным, как у ребенка. Я сидела перед домом Чансока и слушала голос женщины-гавайки, повторяющей каждое новое слово по слогам. Голос Чансока совсем не изменился.

– Мака, – произнесла женщина шепотом, указывая на его глаза. Он прикоснулся к ее векам пальцами, произнеся вслух: «Ма-ка», как будто это было слишком легко.

Раздался счастливый женский смех.

Внезапно мне пришло в голову, что я беспокоилась о слишком многих вещах. Но вот я вижу Чансока, который хорошо адаптировался к жизни в Калопапе, и тревожиться о нем мне больше не нужно. Как удачно. И с чего я вдруг решила, что самым важным для него человеком была я? Это было глупо. Вещи, которые я держала в руках, вмиг потяжелели. Я поставила их перед домом и обернулась.

Как долго я пробыла в церкви? Паром, должно быть, уже отплыл. Когда наступила ночь, стало так холодно, что я свернулась калачиком. Я никогда не представляла, что снова услышу его счастливый смех – даже во сне. Ощущение счастья быстро прошло. Долгое время меня мучила вина: я чувствовала, что тоже внесла свой вклад в его несчастье. А больнее всего было сейчас понять, насколько этот человек важен для меня. Я без колебаний проделала нелегкий путь, только чтобы увидеться с ним. Чтобы убедиться, что с ним все в порядке. И меня переполняло чувство благодарности – но буду ли я теперь спокойна? Я не могла понять свое сердце.

Чансок посмотрел на спину женщины, идущей к холму, чтобы успеть сесть в повозку, едущую в Центр. Это была Канхи. Прокаженные, с которыми она встретилась по пути, обошли ее сторонкой. Канхи шагала, опустив голову, как будто не могла смотреть на их лица.

Вчера вечером Лани вошла в дом с узелком. Тщательно связанный сверток выглядел так, будто кто-то приложил определенные усилия, чтобы привезти его и положить перед домом Чансока. Слабый стон вырвался изо рта Чансока, когда он развернул его. В нем были заботливо приготовленные рисовые лепешки, кимчи и одежда для него. Это была Канхи. Никаких сомнений. Сердце его забилось сильнее обычного. Он почувствовал ноющую боль в груди. Никто, кроме Канхи, не мог приехать сюда, в место, где жили прокаженные.

Он бежал как сумасшедший. Одна из его ног, потерявшая чувствительность, то и дело подворачивалась. Лани помчалась за ним, крича что-то вслед.

Поднимаясь на холм, Канхи все оглядывалась через плечо. Вдалеке, по дороге от Центра, спускалась, поднимая пыль, повозка. Она ехала за Канхи. Чансок так долго надеялся, что увидит ее, и вот это произошло. Надежда сбылась.

Было ясно, что, пока он жив, он не покинет этот остров, если не произойдет чудо.

Перед отправкой в Калопапу Чансок просил ее ждать. Он сказал, что они смогут сбежать вместе. Так выразилось его желание вернуться живым. Не могло быть, чтобы Канхи не осознавала его чувств. Ему казалось, что такие вещи, как тоска и любовь, больше не наполняют его сердце. И Чансок решил оставить всякую надежду сейчас. Сдаться настоящей реальности, не надеясь на чудо. Он чувствовал, что действительно больше не хочет ничего. В тот момент, когда Канхи села в повозку, ему захотелось оставить ее в покое. Такой способ он выбрал, чтобы прожить на этом острове весь остаток своих дней, до конца.

Повозка с Канхи направлялась в Центр. Она отъезжала все дальше и дальше. Чансок вдруг почувствовал, как внутри него нарастает мощная сила. Он не мог понять, была ли это его непоколебимая любовь к Канхи или его бессмертная надежда. Что-то горячее вздымалось в его груди, и вскоре глаза его налились слезами.

Письмо

Мне не терпелось увидеть Хонсока. Будет ли Сангхак с ним? Пассажиры на палубе шеренгой спустились к выходу. Я не смогла разглядеть никого, хотя бы немного похожего на них. И тут мой взгляд упал на молодого человека. Прежде чем ступить на землю, он закрыл глаза, откинул голову и глубоко вздохнул. Он словно наслаждался своим прибытием на Пхова. Яркий солнечный свет падал на лицо юноши. Казалось, он находится во власти мысли о том, что Пхова – самое красивое место в мире.

– Хонсок!

Я позвала слегка неуверенным голосом. Молодой человек повернул голову. Это определенно был он.

Даже обнимая его, я не могла поверить, что это тот