Твой рай - Джехи Лим

год после переезда в дом рядом со школой. Возможно, поэтому все неизбежно казалось таинственным и неизведанным. Когда поезд прибыл на станцию «Эва», мое сердце задрожало, как будто я вернулась в родной город. Даже лица рабочих, выходящих из вагона, казались такими родными!

Во дворе лагеря деревья папайи все сгибались под тяжестью плодов. Это были светло-зеленые плоды размером с детский кулачок и висели они гроздьями. Большой двор, где собиралось множество людей, чтобы поесть, выпить и вспомнить былые времена, был пуст.

Погрузившись в воспоминания, я оглядела «Лагерь девять». Место это больше не было домом для одних лишь корейских рабочих. В тени дерева сидели чужие дети и две незнакомые женщины, явно из другой страны. Я присела к ним в тенек. Женщина, сидевшая напротив, приветствовала меня взглядом. Она выглядела непривычно: с темной кожей, совсем худенькая. Я улыбнулась в ответ.

Я взглянула на дом, где долгое время мы жили с Сангхаком: наружная стена с облупившейся краской, ослепительный солнечный свет, отражающийся от нее, все та же скрипучая лестница. Ничего не изменилось. Мне было интересно, кто новый владелец этой комнаты. Это могла быть комната для молодоженов, для неизвестной невесты из Чосона, которая пересекла Тихий океан с большими надеждами. В этой комнатушке я распаковала свою одежду, пахнущую зимой, здесь же мы с Сангхаком познали любовь. От переполняющего меня сожаления и чувства утраты я заплакала. Когда я открыла старую дверь с облезшей краской и вошла, мне показалось, что это все еще моя комната. Моя и Сангхака.

Мной овладела меланхолия. От Сангхака не было никаких новостей с тех пор, как он уехал в Шанхай, а Чансок отправился в место, откуда никто не возвращается. О Наен я лишь случайно слышала, что она покинула Хило и перебралась в Гонолулу. То, что считалось таким важным выбором для нас четверых, в конечном итоге оказалось ребяческими упражнениями в тщетности.

– Ты здесь потому, что дела плохи, да?

Симен подала теплый чай в маленькой чашке, которую можно было крепко держать одной рукой. Возможно, я приехала сюда, к ней, за утешением.

– Этот чай я купила, когда ездила в китайскую деревню. Мне он понравился, но все не знала, с кем бы почаевничать. Даже и не думала, что это будешь ты. Что такое? Выглядишь уставшей. Вылей все на меня, и сосуд снова можно будет наполнить – это как с чаем.

Я посмотрела на Симен, которая говорила со мной по-матерински ласково, и вдруг вспомнила о своей матери. Она, должно быть, уже сильно состарилась, и новостей от нее у меня уже не было.

– Я здесь потому, что мне хочется плакать.

Еще до того, как я договорила, мои глаза наполнились слезами. Именно оттого, что я сидела в том самом месте, где раньше жила, и пыталась подавить чувства, они прорвались с особой силой. Симен молча пила чай. На короткий момент мне стало смертельно грустно, но затем я все-таки смогла успокоиться.

– Поплачь. Если хочется, то следует поплакать.

Она снова налила в чашки горячий напиток. Комнату наполнил аромат жасмина.

– Я подумываю о том, чтобы поехать на Молокаи.

Симен уже знала нашу историю от Тэхо. У меня и не было никакого желания скрывать это от нее.

– С одной стороны, увидев тебя, Чансок обрадуется, но ведь с другой – и огорчится? Хотя тебе нужно к нему съездить, потому что вы ведь скучаете друг по другу, и оба вы все еще живы… Как можно это игнорировать, подавлять в себе? Слушать свое сердце – вот что важно. И делать, как оно скажет. Оглядываясь на свою жизнь, я могу сказать, что, когда мне было тяжело, я доверяла своему сердцу так же, как доверяю свое тело ветру.

– Довериться сердцу – такой загадочный путь, что если я пойду по нему, то точно заблужусь.

– Если ты уверена, что сможешь жить дальше, не увидев его, то не приезжай. Я бы сказала, что так будет лучше всего.

Но я не была уверена, что смогу жить дальше в этом случае. Похоже, ответ был найден.

Мы сели на ступеньки, чтобы полюбоваться садящимся солнцем, не сговариваясь. Красный закат окрасил ананасовые поля. Земля и небо слились воедино и стали ярко-красными. Море вдалеке тоже налилось алым цветом, отражая опускающееся солнце.

– Закат сегодня такой, что сердце переворачивается, – тихо пробормотала Симен.

Профиль ее тоже окрасился в закатные цвета. Возможно, она думала о своем внуке Марке-Сынвоне Паксо, которого когда-то бросила. Я думаю, именно поэтому она осталась здесь, несмотря на то что большинство ее знакомых покинули лагерь.

– Если не можешь жить, зная, что никогда не увидишь человека, значит, надо увидеть его, так? – выпалила она, и я так и не поняла, о ком это было сказано.

Мы долго наблюдали, как красный свет сходится в точку и в конце концов исчезает, принеся за собой тьму, которая напитает землю.

Я смотрела на равнину, окруженную скалами. Непохоже было, что попасть туда будет просто. Место, где я стояла, находилось на довольно большой высоте. Передумав, я вернулась в административный офис.

Я попросила управляющего разрешить мне напрямую отправиться в Калопапу. Он только развел руками и пожал плечами. Казалось, он вопрошал: «Вы действительно собираетесь рискнуть и отправиться туда?» Я кивнула. С таким видом, будто я не оставляю ему выбора, он куда-то позвонил, чтобы найти для меня лошадь и возничего.

Деревенька, раскинувшаяся под скалами, напоминала игрушечную. Калопапа находится прямо там! Там живет Чансок. Когда мне удалось увидеть место, о котором я только слышала, я была и рада, и растеряна. Хорошей новостью стало то, что деревенька выглядела совершенно мирной и уютной – трудно было поверить, что там живут прокаженные. Управляющий сообщил, что нашел мне возничего с лошадью, и предложил маску и перчатки, которые я затолкала в сумку.

Дорога до въезда в долину заняла почти час. Место, где меня высадил возница, представляло собой небольшой переулок с домами, стоящими друг напротив друга. Он сказал, что Чансок живет в доме слева, если пойти прямо вниз отсюда, напротив католической церкви. Возница ткнул пальцем в лист бумаги и сказал мне свериться с номером у входа в дом. На бумаге было что-то вроде плана с инструкцией для посетителей. Возница также не забыл любезно напомнить мне, что на следующее утро в десять часов заберет меня обратно в Центр.

В маленькой церкви было три больших стеклянных окна, пропускающих свет. Заглянув внутрь через одно из них, я увидела, что в небольшом храме царит уютная, домашняя