Твой рай - Джехи Лим

Наен записала ему свой домашний адрес, и он отошел, сказав, что навестит ее на следующий день. Тогда Наен впервые осознала, что мужчина сам по себе может источать аромат. Сердце ее колотилось так сильно, что ей пришлось спрятаться на время в туалете.

Она чувствовала себя счастливой и взволнованной впервые за долгое время, когда освобождала заднюю комнату, готовясь встретить Чанхена. Наен даже начала напевать что-то себе под нос. Казалось, темные времена закончились. Внезапно на ум ей пришли слова Сунре о том, что новая карма приближается так же нежно, как весенний дождь, – они, похоже, касались именно встречи с Чанхеном. Это казалось Наен не чем иным, как знаком судьбы. Будь оно так, больше и желать нечего.

Она убиралась, забыв о жаре, и не успела опомниться, как мужчина уже стоял перед дверью. Он выглядел просто, с двумя сумками в руках.

– Надеюсь, я не причиню вам беспокойства…

– Комната небольшая и не такая уж чистая, но на время подойдет…

– Не думаю, что вы примете деньги в качестве арендной платы… Я купил это в отеле «Моана». Надеюсь, вам понравится, мэм.

– Вы про тот большой отель в Вайкики?..

Отель «Моана» был первым и старейшим отелем, построенным на Пхова. Светло-розовое здание, стоящее на фоне голубого Тихого океана, выглядело очень красиво, почти загадочно, особенно на закате. Как большая медуза, излучающая свет. Наен вспомнила, как водила Джуди посмотреть на стаю уток, живущих у отеля.

Она не могла поверить, что он купил подарок в магазине этого отеля. Наен взяла сверток дрожащими руками. Она не была так рада, даже когда незадолго до отправки на Молокаи муж подарил ей кольцо с бриллиантом. Она так и не смогла порадоваться тогда, потому что кольцо передал ей чужой человек.

Наен не ожидала, что ее щеки покраснеют, когда она получит неожиданный подарок от Чанхена. Она вдруг подумала, что выглядит несчастной женщиной, которая вышла замуж и родила ребенка, ни разу за всю свою жизнь не испытав всех тех любовных радостей, которые положены юной девушке.

Это было жемчужное ожерелье. Наен была одновременно счастлива и смущена, когда поняла по упаковке и другим мелким деталям, что это неординарное украшение. Она надела его и не могла узнать себя в зеркале, так что долго вглядывалась в свое отражение.

Ее глаза засияли предвкушением новых отношений, разрумяненные щеки были прекрасны. Если бы она только могла покинуть Пхова… Наен страшно хотелось начать все сначала. Наен подумала, что была бы очень рада, если бы Чанхен стал ее спутником на этом новом пути.

Когда Чансок открыл глаза, Лани лежала рядом, спиной к нему. Только тогда Чансок вспомнил, что вчера вечером они стали единым целым. Ему пришло в голову, что, возможно, они с Лани делились друг с другом не телами, а одиночеством и отчаянием. Может, поэтому так они облизывали, трогали и ощупывали друг друга, подобно животным. Мысли о том, что они просто делились теплом, но и оба испытывали стыд оттого, что в их проклятых телах еще осталось сексуальное желание, смешивались. Но эти размышления длились всего мгновение, пока Чансок смотрел на спину Лани в темноте раннего утра, а затем он снова укутался в ее объятия. Он боялся, что она может исчезнуть и он опять останется один. Больше всего его сейчас пугала не проказа, а именно одиночество. Он знал это чувство лучше, чем кто-либо другой.

Да какого дьявола? Я могу жить с ней вместе – иногда подобные вещи случаются и здесь. Только не заводить ребенка. Потому что его с острова увезут, и разлука будет невыносима…

Донпхаль посмеивался, хихикая над чем-то, чего Чансок не понимал. «Вообще-то для тебя все складывается удачно», – заявил он. Старик то и дело облизывался, как человек, мечтающий о вкусной еде. Чансок-то думал, что внутри Донпхаля все давно умерло, а оказалось, что он – все еще человек с жаром в груди.

Жить с женщиной в подобном месте – такое Чансоку и присниться не могло. «В какого мерзкого хрыча я превратился? Не стоило рассказывать Донпхалю», – ворчал он себе под нос, собирая листья таро.

Лани принесла с собой много шитья. Чансок сидел рядом с ней во время работы, измельчая нони, собранный в горах, и выдавливая из него сок. Из зеленого нони можно было готовить сок для питья, а лечебный делался из нони желтого цвета. Пение птиц разносилось по двору. Тишину нарушал рев водопада. Когда становилось слишком жарко, начинал лить проливной дождь, а когда дождь прекращался, перед глазами расстилалась длинная, будто бесконечная, радуга. Безнадежные, но мирные картины.

В дни, когда Лани была свободна от шитья, она учила Чансока гавайскому языку. Этим он начал заниматься ради своего удовольствия.

– Моана.

Лани указала на море. «Моана». Чансок поджал губы, совсем как ребенок. Чем больше он слушал и чем больше говорил, тем сильнее ему казалось, что гавайский – женский язык, наполненный теплыми тонами. Услышав от Лани, что море зовется моана, он уже не мог думать о нем иначе. Изучать новый язык было так же захватывающе, как открывать новый мир.

Так же было в те дни, когда Чансок учил китайские иероглифы и корейский алфавит благодаря Сангхаку. Когда он услышал, что друг не собирается возвращаться из Шанхая, Чансок почувствовал опустошение. Похоже, Сангхак отправился в путь, зная, что Чансок втайне не рассчитывает на его возвращение. Он был достаточно умен, чтобы разгадать намерения Чансока, и тот подумал, что его желания в итоге привели к тому, что жизнь Канхи сделалась только труднее.

– Лева, – сказала Лани, указывая на небо.

Чансок, вырванный ее ясным голосом из глубоких размышлений, тихо повторил:

– Лева. Лева.

Лани указала на себя, сказав: «Вахине», а затем, указав на Чансока, произнесла: «Кане». Кажется, это означало «мужчина» и «женщина».

Она закончила с одеялом, над которым работала десять дней, и подарила его Чансоку. Одеяло было сшито из лоскутков ткани, оставшихся от пошива одежды. Новый узор, созданный пересекающимися друг с другом неровными строчками, был загадочно прекрасен. Несмотря на то что руки Лани были большими и пухлыми, их ловкости можно было только позавидовать.

* * *

После долгих раздумий я отправилась в «Лагерь девять», чтобы встретиться с Симен. За окном машины проносились зеленые горы и поля. У меня было такое ощущение, будто я проезжаю мимо места, затянутого длинной синей ширмой. Я ехала в лагерь впервые почти за