Лемурия - Карл Ганс Штробль

ожила – оттеснив трех парней-копателей в сторону, она вздулась, вздыбилась, как под натиском трупных газов, и наконец с треском лопнула. Комья почвы забарабанили по земле, подброшенные вверх – и просыпавшиеся градом обратно. Могила разверзлась – на дне ее, под завалами из венков и раздавленных бутонов красовался гроб недавно преставившейся Вероники Хубер. Здесь трое молодых людей оставили свои обязанности и, подняв крик, побежали в кусты, полностью забыв о деньгах. Доктор тихо последовал за ними. Его язык внезапно стал липким и неповоротливым, не в состоянии произнести ни слова, а разум заполнил вопрос: а что за сделка…

– Не нужно вопросов, милый мой доктор, – прошептал ему в самое ухо человек в халате, поймав Хофмайера за руку. – Дальнейшие действия уместнее будет обсудить в более подобающей обстановке – скажем, у вас в лаборатории. А сейчас – ступайте! Я буду ждать вас там вместе с нашей славной покойницей. Бон вояж!

Незнакомец отвесил насмешливый поклон и вдруг – то ли отступил в тень кипариса, то ли натурально исчез; в одно мгновение полы его восточного халата еще обметали землю кладбищенской тропки, напоминая перетекающую с места на место лужу крови, но уже в следующее не было ни его самого, ни халата. Внезапный ужас охватил доктора при взгляде на одно полуразрушенное надгробие с полустертым воззванием святому Симону – под ним покоился злополучный тезка святого, шевалье Анри Сен-Симон. Ощущая себя персонажем дурного сна, Эвзебий пустился бежать прочь в своих тяжелых ботфортах. Ветви хлестали его, а стеклянные клинья на вершине ограды – больно изранили, но ему было не до того… Опомнился он уже перед своим порогом. Длинная узкая улочка, казалось, затаила во мраке за высокими фронтонами некую угрозу. Свет бледной луны врезал глубокие оспины в сонные лица домов. На карнизе, среди перепутанных усиков плюща, притаилась целая стая каменных птиц; из позабытой на подоконнике ведущего в лабораторию окна масленки торчал пестик, шедший в довесок к фаянсовой ступке. Уже не первый владелец этого дома был ученым – Эвзебий Хофмайер был всего-навсего крайним в списке. Конечно, кому, как не любителям науки, избрать резиденцией такое жилище, будто намеренно изуродованное в угоду неясной причуде архитектора! Дом притягивал взгляды издалека, но совершенно не располагал к тому, чтобы кто-то подошел к нему вплотную и, скажем, заглянул в окно – что было весьма кстати для его съемщиков.

Доктор по-птичьи склонил голову набок и поднял глаза к оконному проему. Масленка все так же стояла на подоконнике. Тусклый свет просачивался сквозь круглое стекло. Ключ помешкал у замка двери, украшенной резными сценами охоты на кабанов. Заперто, как и при уходе! Немного успокоившись и прогнав липкий страх, доктор отпер дом, переоделся в коридоре и направился прямиком в лабораторию. На прозекторском столе его ожидало тело девицы Хубер, бледно-нагое; а в его любимом кресле, вцепившись в подлокотники черными ногтями и откинув на подушку лысую голову, устроился кладбищенский незнакомец. Халат просторного восточного кроя все так же укутывал его фигуру. В углу кто-то поставил наспех сколоченные из черных досок носилки.

– Я знаком с этим местом значительно дольше, чем вы, доктор, и поэтому обладаю информацией о подземных ходах, ведущих сюда – о, вам и не снилось… – протянул гость с легкой иронией. – Но, скажу сразу, от вас я жду другого вопроса.

Лунный лик снова плавно скользнул за тучу, но свет в комнате остался – мертвенно-люминесцентный, будто исходящий от трупа на прозекторском столе. Странным огнем тут же разгорелись и пестрые цветы на китайском халате гробокопателя. Поднявшись из мягких объятий кресла, он прошествовал к мертвой девице Хубер, подметая пол кровавым подолом.

– Взгляните, коллега, какой отличный экземпляр для экспериментов, демонстраций и изысканий! При участии милой дамы вы откроете для себя много нового о строении почек и желчевыводящей системы. Не правда ли, я хорошо сработал? Не то что те копуши-юнцы, коих вы приволокли с собой, – оперативно, комар носа не подточит!

– И что вы хотите взамен? – спросил доктор еле слышно. – Что у нас за сделка, можете напомнить?

– Ничего серьезного, не переживайте. От вас, дорогой единомышленник, мне нужно лишь одно – не утруждайте себя завтра походом в монастырь и позвольте мне подменить вас на поприще гемоэксфузора для тамошних дражайших сестер.

– Недопустимо! Вы же не врач – держу пари, вы не умеете обращаться с ланцетом и не сможете выпустить столько крови, сколько нужно для поддержки доброго здравия моих пациенток. Да и что-то подсказывает мне, что вы – не набожный и не смиренный человек!

– Полноте, доктор, – авторитет ваш никак не пострадает. Клянусь, я буду обращаться с сестрами как человек науки, а не как бесчестный позер или знахарь-язычник!

– Ответьте мне – разве же вы доктор?

– Я близок к врачеванию в той же мере, в коей скоморох – к театру. Определенно никто никогда не жаловался на мой весьма деликатный навык гемоэксфузии и сцеживания дурной крови.

Доктор мешкал. Тело недавно преставившейся девицы Хубер, несомненно, обладало всеми качествами, определяющими ценность материала для анатома. Рука Хофмайера уже сама тянулась к поддону с инструментами – он горел желанием разъяснить многие вопросы, не дававшие ему покоя в последнее время.

– Ну как… ну как же это возможно, господин… не знаю, как вас там! Даже будь у меня всецелое доверие к вашей персоне… если бы я точно мог оценить вашу компетентность… будь я на все сто процентов убежден, что оздоровительная процедура, пусть и несложная, будет проведена вами верно, по всем правилам санитарии… разве же примут благие сестры услуги незнакомца? Я – их проверенный специалист, чья репутация подкрепляется многолетней практикой. Одному лишь мне дозволено проводить медицинские процедуры в стенах монастыря – строго говоря, я единственный мужчина, имеющий туда доступ. Ума не приложу, как вы собираетесь преступить порог обители, населенной одними девственными невестами Христовыми. Что у вас за намерения – ради чего вы готовы преодолевать такие существенные трудности, позвольте поинтересоваться?..

– Трудности в данном случае, доктор – это вы и ваши косные представления! – Палец с черным ногтем назидательно указал на прозекторский стол, где лежало светящееся своей мертвецкой наготой тело. Доктор ухватился за этот жест – и хотел было уже выступить в защиту соразмерности человеческой морали законам природы, но незнакомец враз отсек все назревающие возражения: – Дорогой мой коллега, разве не это бренное тело – яркое доказательство того, что иные представления о том, что дозволено и что нет, должны быть попраны? Если кто-то считает что-то недопустимым – значит, он просто этого не допускал сам! Но