Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

мистера Хорнера то ли в качестве черновика для нового формального завещания, то ли в качестве предварительного наброска для дальнейшего обсуждения с поверенным. В этой бумаге он аннулировал свое прежнее распоряжение в пользу Гарри Грегсона и взамен оставлял только двести фунтов мистеру Грею, дабы тот по своему усмотрению употребил их на благо Гарри. Все остальные сбережения он завещал миледи в надежде, что они помогут скопить нужную сумму для выкупа закладной, которая столько лет смущала его покой. Я не владею языком юристов и рассказываю все так, как услышала от мисс Галиндо, а она могла в чем-то и ошибиться. Правда, голова у нее была ясная, недаром она вскоре завоевала уважение мистера Смитсона из Уорика, поверенного миледи.

Мистер Смитсон и прежде немного знал мисс Галиндо – не столько лично, сколько понаслышке. Он явно не ожидал увидеть ее в должности письмоводителя при управляющем и первое время обращался с ней свысока, не забывая, впрочем, о вежливости. Однако мисс Галиндо была умна, образованна, энергична и, когда хотела, вполне рассудительна – могла на время отказаться от привычной эксцентричности в речах и поступках, если обстоятельства того требовали. (Честно говоря, ее болтливость не знала границ и часто вызывала бы раздражение, будь мисс Галиндо чуть менее забавна и добросердечна.) С появлением в доме мистера Смитсона она стала одеваться в свое лучшее платье и рот открывала, только чтобы отвечать на его вопросы. Конторские книги и бумаги содержались у нее в идеальном порядке, записи велись методично; доклады о состоянии дел были предельно точны и сомнений не вызывали. Про себя мисс Галиндо в шутку провозгласила победу над мистером Смитсоном – над его презрением к женщине-клерку вообще и предубеждением против нее, мисс Галиндо, в частности – из-за ее эксцентричности, якобы несовместимой с конторской работой.

– Уф, не обращайте на меня внимания! – сказала она как-то раз, зайдя в мою комнату и усевшись подле меня. – Этот мистер Смитсон – человек исключительно порядочный… разумный… и дельный юрист, не сомневаюсь. Вот только совсем не знает женщин. Уверяю вас, когда он возвратится в Уорик, он больше не станет слушать всех тех, кто внушил ему мысль, что я вроде как не в своем уме. Да-да, моя милая, он так думал! Он выказывал свое недоверие в двадцать раз яснее, чем мой бедный, дорогой господин, но в угоду миледи терпел мои доклады и проверял мои книги: чего не сделаешь, лишь бы не доводить сумасбродную женщину до беды – пусть уж тешит себя фантазией, будто бы от нее есть польза. О, я вижу его насквозь! А он меня – нет, по счастью. Если и видит, то очень узко, с одной стороны. Ведь когда я хочу достичь цели, я могу изменить свое поведение. Возьмем для примера того же мистера Смитсона. Этот джентльмен явно из тех, кто считает, что женщина в черном шелковом платье – особа респектабельная, положительная, не терпящая беспорядка. Ну так, пока он здесь, я женщина в черном шелковом платье! Он убежден, что женщина не способна выводить на бумаге ровные строки или сложить два и два без подсказки мужчины? Ну так я в угоду ему разлиновала свои конторские книги и не таясь обращалась к Кокеру[81] (несколько чаще, чем сам мистер Смитсон). Но мое главное достижение заключается в том, что я сумела прикусить язык. Он не посмотрел бы ни на мои книги, ни на подсчеты, ни на черное шелковое платье, начни я говорить, когда меня не спрашивают. За эти десять дней я погребла в себе столько разумных мыслей, сколько не высказала за всю свою жизнь. Я говорила так коротко, так отрывисто и так омерзительно скучно, что должна винить только себя, если теперь мистер Смитсон считает меня достойной быть мужчиной… Однако пора возвратиться к нему, как ни жаль мне бросать беззаботный разговор и вас, моя милая.

Если мисс Галиндо приятно удивила мистера Смитсона, боюсь, это стало его единственным приятным открытием. Все прочее повергло его в ужас. Не помню, от кого я узнала… Так или иначе, все в доме знали об этом. Я никогда не задумывалась над тем, как слепо мы полагались на мудрость сурового, молчаливого мистера Хорнера, пока он не покинул нас. Миледи и сама неплохо разбиралась в делах, учитывая ее принадлежность к слабому полу. Когда отец ее понял, что дочери предстоит унаследовать Хэнбери, он дал ей воспитание, считавшееся в те дни необычным для юной леди, и она привыкла чувствовать себя королевой в своих владениях и самостоятельно улаживать все вопросы со своими арендаторами. Возможно, мистер Хорнер вел бы такие дела осмотрительнее, но нельзя сказать, что она вовсе не интересовалась его мнением. Их разговор складывался следующим образом. Вначале она четко и ясно изъявляла свою волю – как она желала бы поступить и как не желала бы. Если мистер Хорнер был согласен с ней, он кланялся и немедленно шел исполнять ее указания; если был не согласен, кланялся и не двигался с места так долго, что в конце концов миледи обращалась к нему со словами: «Итак, мистер Хорнер! Какие у вас возражения?» Она хорошо понимала, отчего он молчит: в хозяйстве вечно не хватало наличных денег. После смерти жены мистер Хорнер сделался вял и угрюм, он был уже не тот, что год или два назад, – не всегда успевал навести порядок даже в своих делах; его прежний подручный в конторе к тому времени одряхлел и не мог за счет собственной расторопности и смекалки поддержать упавшего духом мистера Хорнера.

Из-за дурного положения дел в имении мистер Смитсон нервничал и сердился, с каждым днем это было заметнее. Как и все, кто состоял на жалованье у миледи, он был связан с Хэнбери давними прочными узами. Потомственный юрист, Смитсон происходил из семьи поверенных рода Хэнбери. Ни одно торжество в поместье не обходилось без Смитсонов, и те имели весьма полное представление о личных качествах и родственных связях многих членов этого когда-то большого, разбросанного по разным концам страны знатного семейства.

Покуда во главе дома Хэнбери стоял мужчина, поверенные держались как слуги и советы давали, только когда их спрашивали. Но в случае печально известного залога они нарушили традицию и решительно воспротивились желанию миледи, чем вызвали ее молчаливое недовольство. С тех пор отношения между ней и отцом вышеупомянутого мистера Смитсона всегда были несколько натянутые.

Я очень жалела миледи. В ходе проверки мистер Смитсон обнаружил, что некоторые дальние фермы пришли