Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

в упадок, а в ежегодной ренте имеются большие задолженности. Вину за все упущения он возлагал на мистера Хорнера, хотя ему хватило такта не обвинять открыто покойного управляющего. Но миледи тотчас угадала направление его мыслей и без колебаний восстановила истину: если бы не ее вмешательство, объявила она, мистер Хорнер давно применил бы к нерадивым и должникам самые строгие меры, несовместимые, однако ж, с ее наследственным чувством справедливости в отношениях между лордом и арендатором. Коснулась она и недостатка наличных денег, полагая, что может легко исправить положение, еще больше урезав собственные траты и высвободив таким образом дополнительные пятьдесят фунтов в год. Но стоило мистеру Смитсону заговорить об экономии иного масштаба, которая неизбежно затронула бы благополучие других людей или нанесла ущерб высокому статусу фамильного гнезда Хэнбери, миледи сделалась неумолима. Ее прислуга насчитывала человек сорок, из них добрая половина уже плохо справлялась со своими обязанностями, однако ни в коем случае не желала с ними расстаться; и только для того, чтобы не обижать стариков, все делали вид, будто они по праву занимают свою должность, тогда как миледи нанимала им в помощь людей и платила жалованье тем и другим. Если бы она согласилась назначить старикам пенсию и с тем отпустить на покой, можно было бы сэкономить, согласно расчетам мистера Смитсона, несколько сотен в год. Но миледи не хотела и слышать об этом. А еще я случайно узнала, что он уговаривал ее распустить по домам некоторых из нас, подопечных миледи. (Как ни горько было бы нам разлучиться с леди Ладлоу, нас не пришлось бы долго упрашивать, знай мы в то время о ее стесненных обстоятельствах.) Миледи оборвала его на полуслове:

– Если я не могу делать добро всем, кто в этом нуждается, как велит моя совесть, что ж, впредь мне придется отказаться от плана, который в последние годы был для меня источником большого удовольствия; во всяком случае, я не стану осуществлять его в прежних размерах. Однако это никак не касается молодых леди, которые любезно согласились пожить со мной и ныне пребывают под моим кровом. Я в долгу перед ними, мистер Смитсон, и обещаний своих не нарушу. Так что оставим этот разговор!

С этими словами она вошла в комнату, где я лежала, и следом за ней вошел мистер Смитсон. Им понадобилось достать из бюро какие-то бумаги, но они не ожидали увидеть меня, и мистер Смитсон несколько смутился – ведь я могла что-то слышать. На лице у миледи не дрогнул ни один мускул. Да хоть бы весь мир слышал ее!.. Она не боялась, что кто-то ложно истолкует высказанные ею минуту назад справедливые, добрые, чистые мысли. Прежде чем перейти к поиску нужных бумаг, она ласково поцеловала меня в лоб.

– Миледи, вчера я совершил объезд коннингтонски ферм и с огорчением увидел, как худо они содержатся: земля либо пропадает зря, либо страшно истощена – годами сажают один и тот же злак и не вносят ни ложки навоза! Особенно разительный контраст представляет соседство фермы Хардинга с полями, где все устроено наилучшим образом: изгороди поновляют, посевные культуры правильно чередуют от года к году, на пустошах сажают неприхотливую кормовую репу и овцы съедают ее прямо на корню!..

– Чья же это ферма? – спросила миледи.

– К моему большому сожалению, похвальные методы ведения хозяйства внедрены не на одной из ферм вашей светлости, как я надеялся, когда подъехал спросить, кому принадлежит земля. Ответил мне странного вида человек, сидевший в седле точно портной на табурете и не спускавший глаз с работников. Он отрекомендовался владельцем фермы. Имени своего он не назвал, но мы разговорились, и я узнал, что, сколотив некоторый капитал на торговле в Бирмингеме, он купил это имение (площадью, кажется, пятьсот акров), где некогда родился, и решил серьезно заняться сельским хозяйством. Чтобы уяснить, как лучше взяться за дело и перенять полезный опыт, он не поленился проехать полстраны!..

– Должно быть, это Брук, бирмингемский пекарь-баптист, – сказала миледи самым ледяным своим тоном. – Извините, мистер Смитсон, я слишком задержала вас. Вам нужны были письма, вот они.

Миледи ошибалась, если думала осадить мистера Смитсона. Едва взглянув на письма, он вернулся к прерванному разговору.

– Мне пришло в голову миледи, что, если бы подобный человек появился у вас на месте мистера Хорнера, он и ренту собирал бы своевременно, и за землей следил бы как надо. Может быть, даже сам этот бирмингемец согласился бы управлять вашим имением. Переговоры я готов взять на себя – мы с ним теперь друзья: он пригласил меня к завтраку, и мы сошлись очень коротко.

Леди Ладлоу пристально смотрела на мистера Смитсона в продолжение всей его речи и потом еще долго молчала, прежде чем ответить:

– Вы очень добры, мистер Смитсон, но вам нет нужды обременять себя устройством моих дел. Я сегодня же напишу капитану Джеймсу, сослуживцу одного из моих сыновей, который получил тяжелое ранение при Трафальгаре, и попрошу его оказать мне честь занять место мистера Хорнера.

– Капитану Джеймсу!.. Флотский офицер будет управлять вашим имением, миледи?

– Если соблаговолит. Своим согласием он сделал бы мне одолжение. Как я слышала, ему придется оставить службу, здоровье его слишком расстроено, и доктора настоятельно советуют капитану пожить в деревне. Я питаю надежду заманить его сюда. Насколько мне известно, лишившись службы, он потеряет свой главный источник доходов.

– Капитан Джеймс! Морской офицер… калека!..

– Вы, верно, думаете, что я слишком многого требую для себя, – невозмутимо продолжила миледи. (Я до сих пор не знаю, чего было больше в ее превратном истолковании слов и тона мистера Смитсона – наивности или безотчетного злорадства.) – Но по рангу он даже не капитан, а всего лишь коммандер[82], и пенсия у него будет очень скромная. Предлагая ему должность и свежий сельский воздух, я, может быть, поспособствую его выздоровлению.

– Должность! Миледи, помилуйте, да что моряк смыслит в земле! Как он сможет управлять имением? Ваши арендаторы поднимут его на смех.

– Мои арендаторы, смею надеяться, не позволят себе насмехаться над человеком, которого мне угодно поставить над ними, кем бы он ни был. И капитан Джеймс хорошо знает, как управлять людьми. Он обладает замечательными практическими талантами и редким здравомыслием – таково единодушное мнение о нем. Справедливо оно или нет, плох он или хорош, я свое решение приняла, теперь слово за ним. Могу только повторить, что почту за счастье, если он ответит согласием.

Когда миледи говорила подобным образом, возражать ей было бесполезно. Должна сказать, что она