Миледи Ладлоу - Элизабет Гаскелл

его самым дорогим и близким другом», сэр Хьюберт и леди Галиндо надменно отказали ему и под каким-то предлогом не позволили даже поговорить с Лоренсией, несмотря на мольбы молодого человека, так как желали упредить его и привести все возможные доводы, чтобы уверить дочь – девушку некрасивую и трезво себя оценивавшую, – будто бы мистер Марк Гибсон и в мыслях не держал жениться на ней, пока ее отец не разбогател: если он и влюблен, то не в нее, а в ее состояние. Нам не дано знать, была ли в этих инсинуациях какая-нибудь доля истины. Леди Ладлоу всегда считала, что была. Но возможно, последующие события, о которых она узнала только теперь из рассказа мисс Галиндо, заставили ее изменить свое мнение. Так или иначе, Лоренсия отказала Марку, хотя ее сердце разрывалось на части. Узнав, в чем его подозревали и в чем убедили свою дочь сэр Хьюберт и леди Галиндо, молодой человек отбросил церемонии и заявил, что они просто слепы, если не верят в его искренность. Пусть он сделал предложение после смерти сэра Лоренса, это ничего не меняет… его отец мог бы подтвердить – ему давно известны чувства Марка к Лоренсии! И только определенные обстоятельства – то, что он, Марк, старший из пяти детей в их семье, сам еще не встал на ноги, – вынуждали его таить, а не открывать свои чувства, которые, как он думал, были взаимными. Он надеялся после Оксфорда поступить в адвокатскую палату и таким образом получить собственный доход, на который они с Лоренсией могли бы жить, если бы она приняла его предложение. Так или приблизительно так говорил молодой человек. Но его ссылка на отца произвела двоякое впечатление. Все знали, что мистер Гибсон-старший падок на деньги. Вполне вероятно, он и подтолкнул Марка к решительному шагу, едва Лоренсия превратилась в богатую наследницу, хотя долгое время удерживал его от этого, судя по речам самого Марка. Когда молодому человеку передали столь нелестное мнение о мотивах мистера Гибсона-старшего, он оскорбился и оставил попытки объяснить свои действия, гордо заметив, что кто-кто, а Лоренсия могла бы знать его лучше. Вскоре он вновь уехал в Лондон изучать право. Сэр Хьюберт и леди Галиндо вздохнули с облегчением. Но Лоренсия еще долго упрекала себя – упрекала, думаю я, всю жизнь. «Она могла бы знать меня лучше!» Эти горькие слова, услужливо пересказанные каким-то доброхотом, снова и снова звучали у нее в голове, навеки отпечатавшись в памяти.

На следующий год отец и мать снова повезли ее в Лондон, но она избегала общества и почти не выходила на улицу, даже от прогулок в экипаже отказывалась, страшась повстречать Марка Гибсона и прочесть укор в его глазах. Она чахла от тоски. Миледи с сожалением отмечала перемену в облике и поведении девушки, и леди Галиндо поведала ей, в чем причина, изложив, конечно же, свою версию поступков и помыслов Марка. Впоследствии леди Ладлоу никогда не касалась этой темы в разговорах с мисс Галиндо, но всячески старалась развеять ее грусть чем-нибудь приятным и занимательным. Именно тогда мисс Галиндо узнала многие подробности прежней жизни миледи и впервые услышала о Хэнбери. Старинное поместье, которое так любила миледи, заочно очаровало ее, и она решила когда-нибудь непременно там побывать и увидеть все своими глазами. В конце концов, как мы знаем, она переехала в Хэнбери насовсем.

Но прежде случилось нечто непредвиденное. Завершая свой второй визит в Лондон, сэр Хьюберт и леди Галиндо получили письмо от нанятого ими поверенного, в котором тот извещал их, что сэр Лоренс оставил после себя наследника – законного сына от какой-то безродной итальянки – и что в иске, присланном на имя поверенного, содержится требование о передаче этому юноше титула и всего имущества сэра Лоренса. Надо сказать, покойный баронет был по натуре скорее искатель приключений, романтик и эстет, нежели праздный любитель роскоши, что вполне подтвердилось в ходе судебного разбирательства. Вкусив в Италии прелесть свободной от условностей, простой и прекрасной жизни, он взял себе в жены дочь неаполитанского рыбака (родня невесты, желая не упустить свою выгоду, настояла на том, чтобы брак заключили по всем правилам). Молодые год за годом путешествовали вдоль всего побережья Средиземного моря и вели счастливую, беззаботную жизнь, не омраченную никакими обязательствами, за исключением обязательств в отношении многочисленных неаполитанских родственников. Жена сэра Лоренса была совершенно довольна своей судьбой: любовь мужа к ней со временем не ослабевала и они никогда не нуждались в деньгах. Но Англию – злую, холодную, богопротивную Англию – она ненавидела всей душой и ничего не желала знать об английской поре в биографии мужа. И когда он умер в Альбано и тамошний итальянский доктор объявил, что долг велит ему сообщить печальную новость семейству Галиндо, она пришла в ярость и на несколько минут забыла даже о своем неутешном горе. Больше всего она боялась, что варвары-англичане воспользуются ее беззащитностью и заберут у нее детей. Она укрылась с ними в Абруццо и жила на деньги от продажи мебели и драгоценностей, оставшихся после смерти сэра Лоренса. Когда этот источник иссяк, она вернулась в родной Неаполь, где не показывалась после свадьбы. Отец ее к тому времени умер, однако брат унаследовал отцовскую сметливость. Он сумел заручиться поддержкой католических клириков, которые быстро разведали, что родовое богатство Галиндо сто́ит борьбы за него в пользу наследника, воспитанного в истинной вере. Собрав необходимые бумаги, они обратились в английское посольство, которое направило письмо поверенным сэра Хьюберта с требованием передать в законные руки имение и титул, а также возместить все израсходованные средства.

Сэр Хьюберт отчаянно сопротивлялся. Ему претила мысль, что брат мог жениться на иностранке, на папистке, на дочери простого рыбака… чего доброго, братец и сам заделался папистом! Он с содроганием думал о том, что их родовое имение может достаться потомству от столь чудовищного мезальянса. Он вцепился в свои права мертвой хваткой и, окончательно восстановив против себя новоявленных родственников, потерял в итоге даже то имущество, которое всегда принадлежало ему. Он не слушался адвокатов и требовал продолжать борьбу, хотя все, кроме него и его жены, давно понимали, что упорствовать бесполезно. В конце концов его вынудили признать поражение, выехать из усадьбы, оставить свой приход… Для него настали черные дни. Если бы он мог, то сменил бы имя, чтобы стереть всякую связь между собой и беспородным папистом-баронетом, его матерью-итальянкой и его малолетними братьями и сестрами, которые вместе с няньками наводнили Уэстморленд-Холл после отъезда мистера Хьюберта