Дураки все - Ричард Руссо

Буги повесил трубку, в глубине души заподозрив, что его всего-навсего разыграл какой-то говнюк из таверны – может, даже сам Герт. Ведь в таверне Буги платил за то, чтобы пить пиво и смотреть телевизор, вот ему и показалось, что предложение слишком прекрасное, чтобы быть правдой. Впрочем, в тот же вечер, вернувшись домой, он обнаружил в почтовом ящике конверт с ключом от квартиры № 107, как и говорил Уильям Смит, а на следующее утро – еще один, с половиной недельного жалованья, наличными и авансом.

Буги по природе не был ни любопытен, ни вдумчив, ни сложен. В политическом смысле считал себя либертарианцем. Законы в массе своей и вмешательство государства в частную жизнь вызывали у него неприятие. Он в принципе не любил, чтобы ему указывали, что делать и как для него лучше. Он гордился тем, что никто ни разу не сказал ему: “Не лезь не в свое дело”. И уж конечно, любой, кто готов платить Буги за то, чтобы он пил пиво и смотрел телевизор, имеет полное право на личную тайну. Правда, Буги смекнул, что, пожалуй, на самом деле его нанимателя зовут вовсе не Уильям Смит, да и насчет “бизнеса” своего он темнит. И “инвентарь” его тоже вряд ли на сто процентов законный – но Буги-то что за печаль? Он же не полицейский. Один раз, ближе к концу первой недели, его посетило нечто вроде дурного предчувствия. В тот день, когда старый ситком, который Буги смотрел, уже закончился, а реклама не началась, в наступившей на миг тишине он расслышал за дверью спальни треск детской погремушки. Буги терпеть не мог детей любого возраста, но все же ему показалось неправильным оставлять ребенка на весь день одного в запертой комнате. Но потом, поразмыслив как следует, Буги пришел к разумному и утешительному заключению, что, пожалуй, ослышался. Ребенок наверняка закричал и заплакал бы, если бы ему потребовалось сменить испачканный подгузник или дать бутылочку. Нет, этот треск Буги явно почудился. Или, может, донесся откуда-то из коридора.

Буги было не так-то просто вывести из себя, но время от времени и в нем закипала досада. Например, его раздражало, что нельзя сходить в туалет. На вторую неделю его работы установилась несвойственная сезону жара, гостиная раскалилась как печка, и это при том что вентилятор на потолке работал на полную мощность. Ну почему нельзя воспользоваться кондиционером? Да и вообще, запереть спальню – чистое оскорбление, намек на то, что Буги не заслуживает доверия. И хотя его предупредили, что, возможно, с Уильямом Смитом они так никогда и не встретятся, грубо с его стороны не познакомиться с Буги. Ведь Смит явно наведывается в квартиру, пусть и ненадолго. Посылки, которые Буги складывает в холодильник, остаются там самое большее два-три дня, после чего их, видимо, переносят в спальню. И всякий раз, когда пиво почти на исходе, опять, будто по волшебству, появляется ящик-другой.

Чаще всего в день привозили минимум одну посылку. Все они были разного размера, в основном плоские, прямоугольные и с пометкой “Скоропортящийся груз”. Однажды Буги расписался за коробку в два раза больше прочих, и, когда забрал ее у курьера, внутри что-то перекатывалось, точно полупустая бутылка. Буги, как было велено, положил ее в холодильник и, не закрыв дверь, замер в задумчивости: почему, если груз в коробках действительно скоропортящийся, температуру в холодильнике установили на пятьдесят пять градусов?[22]

На следующий день, отправив в холодильник очередную коробку, Буги заметил длинную палку – может, метелка? – в узкой щели между холодильником и стеной, прежде он не обращал на нее внимания. Буги сунул руку за холодильник и вытащил странное приспособление, назначение которого поначалу его озадачило. На одном конце палки крепилась ярко-оранжевая V-образная рукоятка, заканчивалась палка мягкими клещами. Сожмешь рукоять – клещи, естественно, сомкнутся, отпустишь – разомкнутся. То есть это приспособление нужно для того, чтобы что-то хватать, но что? Может, какие-нибудь предметы, лежащие на верхней полке, до которых иначе не дотянуться? Но в “Моррисон-армз” такие клещи без надобности. Буги с его ростом в пять футов семь дюймов[23], если поднимал руки над головой и вставал на цыпочки, почти касался потолка. “Ишь”, – подумал Буги, и этот единственный слог практически исчерпал его любопытство. Он сунул эту чертову штуку – что бы это ни было – обратно за холодильник. Какая разница, зачем она нужна? И, если уж на то пошло, какая разница, почему в холодильнике так тепло, если ты сам в нем ничего не хранишь? Жизнь полна таких вот бессмысленных тайн, а Буги прекрасно умел игнорировать всё, что могло бы вызвать у него тревогу, если бы ему хватило глупости об этом задуматься.

Впрочем, ночью он вдруг резко сел в постели: его своевольное бессознательное во сне разгадало загадку странного приспособления. Эти клещи предназначены не для того, чтобы доставать неодушевленные предметы, а для того, чтобы хватать нечто избыточно одушевленное, да такое, от чего лучше держаться на безопасном расстоянии и которое может умереть, если будет слишком холодно, а если будет слишком тепло – проснуться и разозлиться. Он слышал не детскую погремушку, а трещотку змеи. Так называемый Уильям Смит коллекционирует рептилий – для чего, Буги понятия не имел.

К осведомленности Буги никогда особенно не стремился, предпочитая ей блаженное неведение. И осознание, что от комнаты, полной змей, его отделяет только фанерная дверь, разрушило алкогольную безмятежность, которая стоила Буги таких усилий. Если прежде Буги справедливо негодовал из-за запертой двери спальни, то теперь поутру первым делом проверял, заперта ли она. Прежде он полагал, что глупо каждый день по два раза выходить на улицу и смотреть, работает ли кондиционер, теперь он проверял его ежечасно. И в квартире он, хоть ты тресни, отныне чувствовал себя неуютно. Телепередачи, всегда так его занимавшие, вдруг показались скучными. Только что таращился на экран – и вот уже прижимается ухом к двери спальни, силясь расслышать шуршание или треск. Если Буги случалось задремать, он просыпался в панике, убежденный, что по его ногам что-то скользнуло, а когда в дверь стучался курьер, Буги аж подскакивал на месте. Если вначале он каждый день выдувал минимум упаковку пива, то теперь, еле-еле осилив шесть банок, к вечеру был почти трезв, а трезвость казалась ему и неестественной, и унылой. Когда Буги пытался поесть, твердая пища в его желудке мгновенно превращалась в жижу, так что Буги приходилось галопом мчаться к себе, а восстав с унитаза (сфинктер просто горел), Буги видел