Бежала по полю девчонка - Людмила Андреевна Кузьмина

Конюховой по-соседски забегаем к Булатовым и случайно попадаем на процесс изготовления конфет-тянучек для продажи на базаре. Бабка Булатиха и тётя Клава не очень обрадовались нашему визиту. Боялись, что доложим дома родителям. И так про них ползёт дурная молва, что они спекулируют, изводя дефицитный сахар на конфеты, и продают их.

А мы с Зойкой во все глаза смотрим на то, как делаются конфеты. Правда, мы видим уже середину процесса. Два комка белой тягучей и тёплой на ощупь карамельной массы. Один комок тётя Клава поливает розовой жидкостью-красителем (свекольный сок или химия какая?) и вымешивает, как тесто, до однородного цвета. Потом поочередно растягивает и раскатывает массу на два нетолстых жгута – один белый, другой розовый. Складывает оба вместе, перекручивает вращательным движением и нарезает ножом красивые двуцветные конфетки. Раскладывает на фанерном листе рядами. Вот и всё!

Но как бы мы с Зойкой ни облизывались с намерением попробовать конфету, нам её почему-то не дали. Булатиха сразу же унесла фанерные листы с конфетами на холод в тёмный чулан. И, наверное, в качестве компенсации за наши вожделенные слюнки принесла оттуда творожные сладкие сырники и дала нам по одному. Кстати сказать, сырники обычно лепили зимой из сладкого творога и просто замораживали. Молочная продукция не была дефицитом, своих коров держали во многих дворах. Поскольку в селе мы мороженого и в глаза не видели, эти замороженые сырники мы грызли вместо мороженого. Вкусно-то как!

Стряпали в деревне без особых изысков, не заботясь о красоте – было бы вкусно. Но однажды я увидела шедевр кулинарного искусства у Сюндюковых, которые жили за речкой. Автором этого шедевра была приехавшая из Челябинска в гости та самая медсестра Карима – она помогала доктору оперировать моего папку. Мои родители были приглашены к застолью, а я увязалась за ними под предлогом, что мне надо поиграть с дочкой медсестры Нелей.

Шедевр кулинарии представлял собой довольно фигуристую вазу, в которой стояла роза красного цвета. И всё это изготовлено было из съедобного хвороста! Как изготовлено? Я не узнала никогда. Изумление было у всех гостей. Все ахали и отказывались есть такую красоту.

Но что же я всё о еде да о еде? Впрочем, я была ещё в таком чувственно-восприимчивом возрасте, когда «путь к сердцу лежал через желудок». Я сознательно отобрала это присловье у мужчин. Надо учесть также, что жили мы тогда отнюдь не в сытое благополучное время. Хотя, если подумать о настоящем голоде, от которого умирали по-настоящему взрослые и дети, оказавшиеся по разным причинам в голодных краях, то нашу деревенскую послевоенную жизнь на Урале можно считать и сытной, и благополучной. Сейчас-то я вижу, как много не хватало нам в той жизни. Каждому неожиданно свалившемуся на нас приятному сюрпризу радовались как чуду.

Вот, например, какая посылка пришла мне и братьям аж из Москвы.

Мой отец был немало удивлён, когда ему сообщили, что в Чебаркуле его дожидается не кто-нибудь, а академик Гинзбург. Папка познакомился с ним на одном из совещаний и чем-то обаял академика. И не чем-то, мой папка был общительным, нравился многим. После совещания академик разговаривал с папкой, внимательно расспросил его о работе, о жизни, узнал, что в семье четверо детей. А потом уехал.

И теперь он через какое-то время снова приехал из Москвы и по пути в Челябинск вышел из поезда в Чебаркуле, связался по телефону с шахтой «Майская» и переговорил с моим отцом:

– Андрей Алексеевич! Здравствуйте! Я хочу оставить в Чебаркуле посылку (сказал, у кого оставит) с книгами и игрушками для Ваших детей. Приезжайте сами или пусть кто-то, если приедет от Вас, захватит её.

Ну полный отпад! Академик Гинзбург у себя в Москве озаботился о детях Андрея Алексеевича Кузьмина!

И вот посылку привезли. Это был довольно вместительный деревянный ящик. А в ящике – невиданные и неслыханные вещи! Детские книжки в ярких обложках. И такая вот вещь – зоологическое лото. Лично я впервые в жизни увидела пусть на картинках экзотических животных, птиц и рыб. Страус – о, какая большая птица! А вот птица-секретарь, зажавшая когтями змею! А кенгуру с кенгурёнком, выглядывающим из сумки на животе кенгурихи. Смешно. А вот зубастая страшная акула в море-океане. Я подолгу разглядывала картинки, удивляясь тому, что в неведомом мне мире живут такие звери, рыбы и птицы.

И это было ещё не всё. Мальчишки пришли в восторг от мотоциклиста, которого надо было завести ключиком, после чего он ездил по комнате на мотоцикле, натыкаясь на разные препятствия и падая. Впрочем, эта игрушка «прожила» у нас в действующем виде совсем недолго. Братцы в исследовательском запале быстро сорвали пружинку, мотоциклист перестал заводиться. Герка попытался починить игрушку, для чего раскурочил её окончательно.

В ящике оказался также не сразу понятный для чего картонный цилиндрик, обклеенный пёстрой цветной бумагой. У цилиндрика на одном конце было матовое стекло, на другом – небольшое отверстие. Заглянув в отверстие, я ахнула: как красиво! Мама пояснила, что это калейдоскоп, его надо поворачивать, и тогда узоры будут меняться. Ну просто волшебный сон! Я не понимала, почему узоры меняются и никогда не повторяются, всё время разные. Герка предложил разобрать калейдоскоп и посмотреть, что у него внутри. Я бурно запротестовала, а в дальнейшем стала калейдоскоп припрятывать под подушку, чтобы братья и его не раскурочили, как мотоциклиста. Но ведь нашли! И, конечно, раскурочили. Правда, собрали и заклеили вновь. Волшебная тайна была раскрыта: внутри калейдоскопа, оказывается, находились три длинные полоски зеркала (призма) и насыпаны цветные кусочки стекла. Отражаясь многократно от зеркала, они создавали неповторимый узор.

Сейчас я думаю, что начисто была лишена чувства благодарности ко взрослым, от которых я получала что-то хорошее. Я принимала их знаки внимания как обычное, и теперь лишь запоздало благодарю в душе всех – и академика Гинзбурга, и всех односельчан, которые, принимая меня, были так снисходительны к моему детскому возрасту, готовые всегда оказать мне помощь и своё благорасположение.

Напротив нашего дома жили Карташовы, или Карташи, как звали их мои родители. Очень дружная семья: дед с бабкой, дядя Коля с тётей Маней и учившаяся в городе их богоданное единственное дитя – дочка Ниночка, уже в то время молоденькая девушка. Никогда у них не было скандалов, царили благодушие, семейная слаженность и житейская мудрость. Дядя Коля вернулся с фронта – это было счастье. И он мне казался всегда весёлым, любителем незло пошутить и не унывающим. А ведь он иногда жестоко страдал от раны, полученной на войне.