#Издержки изоляции, или Лето 2020, которого не было - Ирина Борисовна Оганова

времени старой киноленты. В такие минуты я часто слышу, будто кто-то играет на фортепьяно. Играет красиво, без напряжения, словно музыка рождается сама по себе и пианист едва касается клавиш. А когда вижу встревоженное море и рокочущие волны, в моём воображении звучат протяжные звуки виолончели. С тобой такое бывает?

– Нет, Мария. Я не так сложно устроен. Ты творческий человек и принадлежишь к особому типу людей, призванных пробуждать чувства. А таких, как я, большинство – простых и приземлённых. Мне никогда больше не встретить женщину, подобную тебе, и меня это сильно тревожит. Я бы не хотел тебя потерять.

– Ты никогда меня не потеряешь!!! – Она бессознательно хваталась за него, не понимая, за что взяться покрепче, чтобы он, как сейчас, всегда был рядом.

– Даже если я женюсь?

Маша отстранилась, чуть не оттолкнув его.

– И как ты себе это представляешь?!

– Прости, прости меня! Да в том-то и дело, что никак я себе это не представляю. Просто не исключаю, что в любой ситуации ты остаёшься со мной хоть рядом, хоть на расстоянии. Ты босая?! С ума сошла! Быстро в постель!

Маша послушно зашлёпала в спальню, забралась на кровать и нырнула под одеяло. Ему хотелось сказать что-нибудь смешное, развеселить, но Мария отвернулась и затихла.

– Заснёшь?

– Да… И ты спи, Ильясик. Никуда мы завтра с тобой не успеем.

Ильяс хотел возразить, что готов встать по первому зову и даже зайти вместе с ней в Казанский собор, но промолчал: Мария не настроена на разговоры, а навязываться он не любил – тоже отвернулся и, как ему показалось, обиделся. «Я абсолютно честен с ней! Сказал правду – рано или поздно мне всё равно придётся жениться, и я хочу, чтобы она оставалась со мной. Если есть другой вариант в пользу Марии, я буду только счастлив. Но я его не вижу. Чёртова несправедливость! – Вспомнил, что опять не позвонил маме. – Сейчас поздно, она перепугается. Встану утром и сразу наберу. Сама ведь не позвонит! Молчит, как партизан. Всё понимает и молчит!»

Ильяс проснулся, а Мария в той же позе лежала, уткнувшись в подушку. Он потихоньку, чтобы не разбудить её, начал собираться в магазин.

– Ты куда? – вдруг совершенно бодрым голосом спросила Мария.

Глаза у неё были покрасневшие, уставшие, немного припухшие.

– Ты что, не спала всю ночь?!

– Не знаю… То ли спала, то ли нет. Иногда снился дурацкий сон. Один и тот же. Начинался, доходил до определённого места, и опять всё начиналось сначала.

– О чём?

– Не поверишь. Ничего не запомнила. Помню, что снился, и всё.

– Это нервное, когда такие сны снятся. Мне дедушка говорил. И они ничего не несут, никакого смысла.

– А почему ты намазы не совершаешь? – вдруг спросила Мария.

У неё был кое-какой опыт: жених-физрук, крымский татарин, вечно прямо при ней коврик расстилал, вставал на колени и бубнил себе что-то под нос.

– Не знаю, не получается, когда ты рядом… Но я все пропущенные намазы подсчитываю и потом обязательно восполню. Даже больше, вдруг забыл какой. А ты в церковь ходишь?

– Редко.

– Не веришь в Бога?

– Верю, наверно… Только по-своему.

– По-своему – это неправильно. Везде система нужна.

– Ой, только давай о чём-нибудь другом! Хочешь – я выйду из комнаты, а ты свой намаз сделаешь.

– Время упустил, нельзя сейчас.

– Странно, если подумать. Какая разница, в какое время, главное же, что делаешь!

– Тебе не понять. А объяснять бесполезно, ты не услышишь. Я не в обиду, Мария. Для меня вера – святое, и ничего нет выше её, хоть и грешу иногда.

Они собрались, выпили по чашке чая, благо в буфете завалялась коробка с пакетиками от прошлых квартирантов, наскоро оделись и вышли на улицу. Дневной белый свет отдавал морозной синевой, но погода стояла мягкая, прогуляться – одно удовольствие. Прошли мимо Летнего сада и Михайловского замка, потом вдоль Марсова поля – слева через канал маячил заснеженный Михайловский сад, и Мария без умолку рассказывала обо всём, что попадалось по пути. Как-то пару лет назад хотела переквалифицироваться в экскурсовода. Одна знакомая из частной туристической компании место предложила с хорошим окладом, и Мария загорелась. Светлана Александровна категорично заявила, что только через её труп. Педагог звучит гордо, а экскурсовод, по её мнению, что-то типа обслуживающего персонала. Редкое заблуждение, но спорить с мамой было бесполезно – себе дороже.

– Тебя ученики любят в школе или ты слишком строгая?

– Я не строгая, я требовательная. Не люблю, когда ленятся, когда легкомысленно относятся к моему предмету. Все должны знать историю. Это основа основ. Ты хорошо учился по истории?

Ильяс засмеялся.

– Я вроде по всем предметам отлично учился. Особенно в младшей и средней школе. Потом поведение стало подводить, был шустрый больно, но на учёбе особо не отражалось.

– Это оттого, что слишком рано в школу пошёл. Незрелый.

– Какой незрелый! Я умнее всех был! Что, мне дома надо было сидеть, ждать, пока созрею?! Столько книг перечитал, тебе и не снилось!

– И что же ты перечитал?

– Спроси лучше, что не прочитал!

– Не кипятись, Ильясик! Давай поспокойней!

– А ты не разговаривай со мой, как со своим учеником!

– Это как же?

– Снисходительно!

У Спаса на Крови он попросил себя сфотографировать. Долго выбирал место, мешали прохожие, и не нравилась ни одна фотка.

– Ты просто не стараешься! Тяп-ляп!

– Не нравится – попроси кого-нибудь другого. Нечего меня мучить всякой ерундой!

– Ну ещё разок попробуй. Мне чтобы с перспективой и во весь рост. Подожди, давай на мостике!

– Ты лучше шапку купи! Вон в сувенирной лавке, какие хочешь. И с гербом российским, и «Зенит».

– Точно! Мама довольна будет.

– Так это ты для мамы?

– А для кого ещё?!

– Думала, может, есть кому.

– Плохо думаете, Мария, плохо! Садитесь, двойка!

Ильяс выбрал две фотографии: одну в шапке, чтобы мама не волновалась, и без, где, по собственному мнению, выглядел мужественно и достойно. Незамедлительно отправил, считая это лучшим напоминанием о себе, чем просто позвонить. Мадина получила фотографии сына, сначала заулыбалась, готовая бежать показывать Расулу, потом передумала, нахмурилась и написала, что фотограф подкачал, можно было бы и получше сделать, на себя не похож. Мария, как барометр, научилась считывать настроение Ильяса и сразу заметила, как по его лицу пробежала тень. «Точно как моя Светлана Александровна! Даже если не захочет, всё равно подпортит душевное равновесие! Что этой Мадине не понравилось?! Может, она и замечательная женщина, но нельзя же такое пагубное влияние на сына иметь!»

– Ильясик, пышки любишь?

– Пончики, что ли? Люблю, конечно!