Маленький человек, что же дальше? - Ганс Фаллада

– Вот видишь, – говорит Хейльбутт. – А мы не стесняемся.

– Ну да, – говорит пожилая полная фрау Витт. – Для молодых людей, может, и приятно. Девушки – их я не очень понимаю, но молодые люди наверняка найдут там приятное общество. Кота в мешке не покупают.

– Это ваше мнение, госпожа Витт, – говорит Хейльбутт коротко, видно, что он сердится. – Если вы уже убрали…

– Вам это не нравится, господин Хейльбутт, что я так говорю, – она собирает посуду, – но что правда, то правда. Некоторые совершенно открыто уходили вместе в кабинки.

– Вы этого не понимаете, фрау Витт, – говорит Хейльбутт. – Добрый вечер, фрау Витт.

– Добрый вечер, господа, – говорит фрау Витт и выходит с подносом, но останавливается у двери. – Конечно, я не понимаю. Но это дешевле, чем ходить в кафе.

И она уходит, а Хейльбутт сердито смотрит на коричневую лакированную дверь, закрывшуюся за ней.

– Нельзя винить эту женщину, – говорит он сердито. – Она ничего не понимает. Конечно, Пиннеберг, конечно, возникают связи, но они возникают везде, где собираются молодые люди, это не имеет никакого отношения к нашему движению. Ну, ты и сам увидишь. У тебя же есть время? Может быть, ты пойдешь с нами…

– Я не знаю, – отвечает Пиннеберг и смущенно потирает руки. – Мне нужно еще раз позвонить. Моя жена в больнице.

– О, – с сожалением вздыхает Хейльбутт. – Уже началось?

– Да, – отвечает Пиннеберг, – я отвез ее туда сегодня днем. Ночью, вероятно, все и случится. И, Хейльбутт… – Он хочет продолжить говорить о своих тревогах и заботах, но не успевает.

– Ты можешь позвонить и из бани, – говорит Хейльбутт. – Ты же не думаешь, что твоя жена будет против?

– Нет, нет, не думаю. Просто это так странно – она лежит там одна в родильном отделении, называется «родильный зал», там рожают, и, кажется, это нелегко, я слышал, как одна кричала… ужасно.

– Ну да, это, наверное, больно, – с полным спокойствием незаинтересованного говорит Хейльбутт, – но обычно все проходит гладко. Вам же, в конце концов, будет только радость, когда все закончится. И, как я сказал, раздеваться тебе не обязательно.

Как Пиннеберг относится к культуре обнаженного тела и что думает об этом фрау Нотнагель

Для неискушенного человека вроде Пиннеберга приглашение Хейльбутта таило в себе немало опасностей. В сексуальных вопросах он, конечно, никогда не был особенно застенчив – о нет, совсем наоборот. Он вырос в Берлине, и не так уж давно фрау Пиннеберг напомнила ему об играх с девочками в песочницах, которые еще тогда получили большую огласку. А когда твоя молодость проходит в магазине готового платья, где ассортимент богат не только одеждой, но и шутками, и раскрепощенными манекенщицами, то от романтических представлений мало что остается. Девушки есть девушки, мужчины есть мужчины, и, хотя они разные, их объединяет одно: кое-то они любят делать сообща. А если они делают вид, что не нравится, значит, у них есть причины, никак не связанные с этим делом, – одни хотят выйти замуж, на других начальник косо смотрит, а у третьих в головах какие-то дурацкие идеи.

Нет, опасность таилась не в этом, она скорее заключалась в том, что он слишком хорошо все понимал и был лишен иллюзий. Хейльбутт мог спокойно говорить: «Ничего такого», но Пиннеберг знал: «Нет, кое-что все-таки есть». Ему стоило лишь мельком представить, как молодые обнаженные девушки и женщины тут и там расхаживают, купаются, плавают, – и он уже знал, к чему все ведет.

Но – и это было великое открытие Пиннеберга – он больше не хотел испытывать ничего, что не было бы связано с Ягненком. Да, за плечами у него было обычное детство со всеми разочарованиями, падением романтических идеалов и как минимум дюжиной подружек, не считая мимолетных увлечений. Потом он встретил Ягненка, и с тех пор, с дюн между Виком и Ленааном, это стало чем-то особенным – прекрасным и приятным, что делало жизнь радостнее.

Да, потом они поженились, и они часто занимались тем, что в браке так удобно и естественно, и это всегда было хорошо и приятно, совсем как раньше. А теперь все изменилось – каким-то образом между ними возникла связь, может, из-за Ягненка, которая была лучшей женой на свете, или потому, что они привыкли друг к другу, – но иллюзии вернулись. И теперь, когда он идет со своим обожаемым, но слегка смешным другом Хейльбуттом в баню, он точно знает: ему не нужен никто, кроме Ягненка. Он принадлежит ей, а она принадлежит ему, и он не хочет испытывать желание ни к кому, кроме нее.

И потому он все время готов сказать Хейльбутту: «Слушай, Хейльбутт, я бы лучше пошел в больницу, я немного беспокоюсь». Отговорка, чтобы не слишком его обидеть.

Но прежде, чем он успевает вставить слово в поток речи Хейльбутта, все смешивается в голове: его квартира, родильный зал, баня с голыми женщинами, фотографии обнаженной натуры и какие у некоторых девушек маленькие острые груди – раньше ему это нравилось, а теперь, когда он знает мягкую, полную грудь Ягненка… Вот видишь, снова – все, что с ней связано, – хорошо… Нет, сейчас он точно скажет Хейльбутту…

– Ну, вот мы и пришли, – объясняет Хейльбутт.

И Пиннеберг оглядывает здание и говорит:

– А, там это обычная баня… А я думал…

– Ты думал, у нас уже свое заведение? Нет, мы еще не так богаты.

Сердце Пиннеберга бешено колотится, он по-настоящему напуган. Но пока ничего страшного: в кассе сидит седая женщина:

– Добрый вечер, Иоахим. Тридцать седьмой. – И протягивает ему ключ с номером.

– Спасибо, – говорит Хейльбутт, а Пиннеберг очень удивляется, что Хейльбутта, оказывается, зовут Иоахим.

– А этот господин? – Женщина кивает на Пиннеберга.

– Гость, – отвечает Хейльбутт. – Ты не хочешь искупаться?

– Нет, – смущенно говорит Пиннеберг. – Сегодня лучше не буду.

– Как хочешь, – улыбается Хейльбутт. – Осмотрись, а потом, может быть, возьмешь ключ.

Они идут по коридору за кабинками, со стороны бассейна доносится обычный смех, плеск воды, пахнет баней – тепло и влажно, все как обычно, и Пиннеберг уже успокаивается – как вдруг открывается дверь кабинки, он видит розовый просвет и тут же стыдливо отводит взгляд. Дверь распахивается полностью, и на пороге появляется абсолютно голая девушка:

– Ну, наконец-то, Иоахим, а я думала, ты снова не придешь.

– Нет, нет, – говорит Хейльбутт. – Позволь представить тебе моего друга Пиннеберга. Господин Пиннеберг – фройляйн Эмма Кутюр.

Фройляйн Кутюр слегка кланяется и протягивает Пиннебергу руку, словно принцесса. Он смотрит,