Почтовая открытка - Анна Берест

— Ну знаешь, нелегко судить вчерашний день сегодняшними глазами. И, может быть, мы в своей повседневной жизни тоже когда-нибудь покажемся нашим потомкам самоуверенными, глухими, безответственными.

— Ты не хочешь, чтобы я осуждала Колетт… Но эти два письма только подтверждают мои предположения. Колетт глубоко переживала то, что случилось во время войны с семьей Рабиновичей. Она всю жизнь ощущала вину.

— Возможно, — сказала Леля, подняв брови.

— Но отчего ты не хочешь признать, что все сходится? Она же все время возвращается к одной и той же теме! И пишет о ней за шесть месяцев до того, как мы получили открытку. Это не может быть просто совпадением! Ты не считаешь?

— Я согласна, это вызывает некоторые подозрения.

— Но?

— Но анонимную открытку отправила не Колетт.

— Почему ты так говоришь? Откуда у тебя такая уверенность?

— Потому что не сходится. Не знаю, как выразиться. Это как если бы ты заявила, что два плюс три — четыре. Можешь как угодно доказывать, но я бы все равно сказала, что… не сходится. Понимаешь? Я в это не верю.

Глава 11

Уважаемая госпожа Берест!

Как мы уже говорили по телефону, тех нескольких слов, которые Вы отправили нам на рассмотрение, недостаточно, чтобы сделать стопроцентно точное заключение. Однако можно утверждать, что эти слова вряд ли написаны тем же человеком, что и рукописное письмо.

Мы остаемся полностью в Вашем распоряжении для предоставления любой дополнительной информации, которая может Вам понадобиться.

Искренне Ваш, Хесус Ф.

Криминалист. Эксперт по почерку и документам

Хесус и моя мама сошлись во мнении: автором анонимной открытки была не Колетт.

На меня вдруг навалилось огромное разочарование. И еще — усталость.

Я вернулась к своей повседневной жизни, отодвинула от себя эту историю как можно дальше. Я укладывала Клару в ее маленькую кроватку и читала ей на ночь сказку о ворчливом крокодиле Момо, затем ложилась сама и закрывала глаза. Соседи сверху играли на пианино, и музыка, льющаяся с потолка, убаюкивала. Как-то вечером у меня даже возникло ощущение, что ноты сыплются на меня, как мелкий дождь.

В течение следующих нескольких дней я чувствовала себя подавленной. Все валилось из рук. Я постоянно мерзла, и только струя горячей воды из-под душа как-то меня оживляла. Я пропустила обед с Жоржем. Я совершенно выдохлась. Меня хватило только на то, чтобы сходить в Синематеку и купить фильмы Ренуара. Хотелось увидеть дядю Эммануила. Я нашла «Лодыря» и «Ночь на перекрестке». «Маленькой продавщицы спичек» у них не оказалось. Пошли титры, на экране появился псевдоним — Мануэль Рааби, это было так нереально и так грустно. Потом меня вдруг неодолимо потянуло в сон, как будто подействовало какое-то снотворное; я сунула под голову сложенный джемпер и снова подумала об Эммануиле и о том, что хорошо бы позвонить Леле, спросить у нее точную дату и обстоятельства его смерти. Но не хватило воли.

Меня разбудил звонок в дверь. В темном дверном проеме стоял Жорж с цветами и бутылкой вина.

— Раз ты не хочешь выходить из дома… Пришлось действовать самому, чтобы ты не очень тосковала без меня, — сказал он со смехом.

Я впустила Жоржа в квартиру, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Клару. Мы пробрались на кухню, откупорили вино.

— Ты все-таки получила ответ от Хесуса?

— Да, и он пишет, что это не Колетт. Я как-то упала духом. Мне вдруг подумалось: к чему вообще все?

— Не надо отчаиваться. Ты должна довести дело до конца.

— А мне как раз показалось, что ты посоветуешь все бросить.

— Нет. Не сдавайся. Не теряй веру в успех.

— Ничего не получится. Я только трачу зря часы и часы своей жизни.

— Я уверен, тебе еще многое предстоит открыть.

— О чем ты?

— Не знаю… Начни с того, на чем остановилась. Потом увидишь, к чему это приведет.

Я открыла блокнот с заметками и показала его Жоржу:

— Вот на чем я остановилась.

На странице было три колонки. Родные. Друзья. Соседи.

— Родные… никого не больше нет. Друзья… Была Колетт, мы узнали про нее все, что могли. Остаются соседи.

Глава 12

— Ты хочешь отправиться в деревню и узнать, что там происходило в сороковые годы?

— Да. Мы поедем в Лефорж и расспросим соседей. Узнаем, кого они видели и что помнят.

— Ты серьезно думаешь, что найдутся люди, которые знали Рабиновичей?

— Конечно, найдутся. Детям военного времени сегодня по восемьдесят лет. Они могли сохранить какие-то воспоминания. Выедем завтра с утра. Как можно раньше, я только отвезу Клару в школу.

На следующее утро Леля в своем маленьком красном «твинго» ждала меня у Орлеанских ворот. На полную мощность орало радио, выдавая новости дня. В машине пахло табаком и духами — этот запах был знаком мне издавна. Я устроилась на переднем сиденье, сдвинув в сторону разнообразное барахло: пенал с карандашами и ручками, старый зачитанный детектив, одинокую перчатку, пустой стаканчик из-под кофе и мамину сумочку. Ну просто машина инспектора Коломбо, подумала я.

— Ты знаешь их адрес?

— Нет, — ответила Леля. — Представляешь, я нашла в своем архиве кучу бумаг по Лефоржу, но нигде не указан адрес!

Ну что ж, разберемся на месте, деревенька небольшая. По навигатору дорога займет у нас час двадцать семь.

По радио обсуждали европейские выборы и большие общенациональные дебаты. Вдруг небо потемнело. Мы решили сосредоточиться на нашей экспедиции. Я убавила звук и стала строить предположения: что могло произойти с домом в Лефор-же с тех пор, как Рабиновичи-старшие покинули его в октябре 1942 года.

— Они готовились к аресту, — сказала я Леле, — и хотели в Германии найти своих детей. Значит, перед отъездом они привели дом в порядок и дали указания соседям. Обычно какому-то надежному человеку оставляют второй ключ. Разве не так? Возможно, этот ключ еще у кого-то лежит.

— Они отдали его мэру, — заявила Леля.

Я онемела от удивления, а мама, воспользовавшись этим, прикурила сигарету.

— Мэру? — сказала я, откашлявшись. — Но откуда ты это знаешь?

— Посмотри в папке на заднем сиденье, ты все поймешь.

Я протянула руку назад и ухватила зеленую картонную папку.

— Мама, открой хотя бы окно, меня тошнит.

— Мне казалось, ты опять стала курить.

— Нет, я курю, только чтобы легче выносить твои сигареты. Открой окно!

В картонной папке лежали ксерокопии документов, которые мама сохранила после составления заявки в комиссию Маттеоли. Я взяла письмо, собственноручно написанное мэром на бланке мэрии Лефоржа. Оно было датировано