Луша - Карина Кокрэлл-Ферре

к пустынному берегу, под ивы, мы прыгали с палубы голышом в реку, и все, кроме Кристофера, плавали, бледные, словно призраки, в черной воде, пьяные и свободные, а разбуженный всплесками Троцкий прокурено призывал из клетки на палубе: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь, соединяйтесь, соединяйтесь!»

В июле Камилла съездила в Москву на конгресс Профинтерна. Все с нетерпением ждали ее возвращения и новостей.

Она принеслась прямо с вокзала — с эклерами в картонной коробке, обняла меня (Кристофер работал, несмотря на воскресенье), объявила, что голодна как волк и что на прошлой неделе в Москве вышла замуж.

Потом, поедая эклеры и облизывая пальцы (черт возьми, даже это у нее получалось элегантно!), рассказала, что ее мужа зовут Лоуренс. Американский коммунист. Двухметрового роста. Боксер, саксофонист и актер. Чудом избежав в Луизиане петли линчевателей, он бежал в СССР на углевозе. Теперь играл Отелло в театрах и на советских кинофабриках, параллельно писал статьи о расизме.

— У меня будут потрясающие черные дети! В будущем все расы перемешаются. Я хочу детей будущего! Представляю дикую реакцию моего папа́. Вот этого он никак не ожидает. «Лишу содержания и завещания!» Я давно ждала повода, чтобы отказаться. Как и от кровавого паспорта колониальной империи. А в Москве, кстати, дешевизна невероятная. И возможно, придут к полной отмене денег. Ты когда-нибудь пробовала икру? Одежды, что у меня есть, мне хватит на много лет, если не растолстею. Кстати, Лоуренс и работу мне найти в Москве помог.

Камилла успешно прошла собеседование в какой-то англоязычной газете (я не уловила названия). А жить они пока будут в отеле для коминтерновцев «Люкс». Очень удобно, недалеко от школы Коминтерна, где с сентября у нее начинаются занятия.

— Правда, Лоуренс говорит, что там раньше на первом этаже была пекарня и ночью по коридорам шныряют здоровенные крысы, но все это даже весело и временные трудности.

Камилла деловито планировала, как она перевезет из Англии пароходом какой-нибудь автомобильчик: в Москве хорошо водить, улицы широкие, а машин почти нет.

— Мне было шестнадцать лет, когда папа́ пришла в голову блажь научить меня водить свою «Серебряную тень». Я освоила все за пару раз. Единственное, за что я благодарна папа́. Да, еще научил стрелять. По куропаткам влет. Вот и все.

Она помолчала.

— На конгрессе мы единогласно приняли резолюцию, что капитализм вступил в третью и последнюю стадию своего развития. Кризис переходит в экономический распад — и, как следствие, революция. Вот тогда я сюда вернусь. Может быть. А пока… Какая дикая тоска, как здесь все обветшало. О, видела бы ты, как все пульсирует энергией в Москве!

Я думала о том, как мне повезло, какое все-таки счастье, что в моей жизни случился Кристофер!

С Сэрой я больше так никогда и не увиделась. Потом узнала из газет, что во время забастовки водителей автобусов в Степни, Сэра приняла участие в нападении на автобусы, которые водили штрейкбрехеры. Автобусы забросали камнями, и один водитель оказался случайно убит. Сэру арестовали, осудили и посадили в Холлоуэй на целых пять лет.

Глава 23

Записи Ханны. Гранчестер. Практика русского

В Гранчестере, в чайной «Орчард», столики и шезлонги стояли прямо в яблоневом саду. Мы с Кристофером хотя бы раз в неделю обязательно ездили в «Орчард» на велосипедах или на гребной лодке, которую брали внаем у пожилого лодочника-шотландца на пристани Милл-лейн. Лодочник называл меня «ласс» и смеялся, обнажая три уцелевших коричневых зуба.

В тот день в чайной «Орчард» праздновался день рождения Камиллы. Какой по счету, конечно, никто не знал. Мы сели прямо на траве вокруг скатерти с сэндвичами, корзинками и оплетенными бутылками вина. Позже к нaм присоединилась шумно встреченная пара. Пожилые мужчина и женщина походили друг на друга худыми устремленными лицами как две русские борзые. Вулфы — Ленард и Вирджиния. Камилла прожужжала о них все уши за неделю до торжества. Вирджиния находилась с семьей Ашли в каком-то очень дальнем родстве и знала именинницу с детства. Шофер нес за ними коробку шампанского. Писательница вручила имениннице коробку. Камилла взвизгнула, увидев роскошный фотоаппарат, и совершенно как дитя повисла на шее улыбающейся Вирджинии.

После здравиц — солнце весело играло пузырьками в бокалах — Вирджиния, как римлянка, возлегла на подушках. Под светлой юбкой угадывались очень острые колени. Мне хотелось сказать ей, что после «Миссис Даллоуэй» я начала понимать трагедию своего отца и устыдилась своего прежнего непонимания, но не знала, как подступиться. Прославленная Вирджиния Вулф, закрыв глаза, явно наслаждалась теплом и запахами июльской травы и вступала в разговор неохотно, только если ей задавали вопросы.

Тем более что все заговорили о новой постановке «Трех сестер» в Ковент-Гарден, которую я не видела, а потом Камилла завела с Вирджинией скучнейший разговор о своей книге про пятилетние планы в СССР, почему-то называя ее «тетушка Ада», а Кристофер и Ленард увлеченно говорили о Цейлоне, где Ленард, кажется, когда-то работал.

Я ушла побродить и вышла за калитку, за которой начинался речной луг.

— Извините, я случайно подслушала ваш разговор о Чехове.

Я обернулась на голос. Сразу за калиткой, слева, на поваленном дереве сидела официантка, которая подавала нам чай. Уже без наколки и фартука она блаженно курила. Видимо, рабочий день кончился.

— Боюсь, невозможно понять главного в «Трех сестрах», не понимая, что произошло с Россией после Чехова.

Название пьесы и имя автора было произнесено с совершенно русским выговором.

— Вы говорите по-русски? Я тоже!

Официантка подвинулась, освобождая рядом с собой место на отполированном дереве, и протянула мне пачку сигарет. Я взяла сигарету. Мне показалось, что от женщины немного пахнет джином.

— Спасибо…

Спички лежали рядом.

Конечно, зашлась в кашле. Я не умела курить. Кристофер не переносил курящих женщин. По этому поводу он даже страшно однажды поругался с Камиллой.

— Зачем же брали, если не курите?

— Шанс поговорить с вами.

— О чем же вам хочется со мной говорить?

— Все равно о чем. Лишь бы по-русски. Вы жили в России?

— Жила.

— Вы давно уехали оттуда?

— Давно, — ответила она, глядя через луг на реку.

— Расскажите мне о России. Пожалуйста. Это не праздное любопытство. Я и мой муж… Мы уезжаем работать в Россию. Надолго, может быть, даже навсегда. Оформление документов — все это так долго! Нас приглашает советское правительство. Агропром (мне нравилось произносить это слово!) оформит все бумаги, и тут же из Тилбери — в Ленинград, а оттуда всего лишь сутки на поезде до Ворожа. Вы знаете такой город?

— Слышала. На юге.

— Там заложили грандиозный город-сад. Мой Кристофер — специалист по оранжереям. Мне так нужна разговорная практика. Если это стоит денег…

— Вы и так неплохо говорите.

— Я хочу лучше, чем неплохо.

— Что такое