Тата - Валери Перрен

КОЛЕТТ

…Солнце все еще поджаривало стены. Я предложила открыть окна настежь и устроить сквозняк, чтобы воздух за пару часов охладился. Я думала, что через два часа уже вернусь к себе, не оставаться же мне наедине с молодым парнем. Это неправильно. И вообще все как-то ненормально. Почему он не пригласил друзей-ровесников? Спросить я не успела – он взял подарки, которые я положила на стол.

– Это для меня?

– Да.

– Очень мило с твоей стороны.

Сегодня мне шестьдесят один год, и я скоро умру. Плевать, что обо мне подумают, как будут говорить – хорошо или плохо. Эме развернул подарки и совершенно по-детски воскликнул:

– Ух ты, ABBA! Я их обожаю… Ой, Boney M., суперская группа для танцев. А это что за красотища? Ваза с крышкой?

Я никогда не чувствовала себя такой счастливой. И все из-за того, что он был рядом. Все как будто благоухало, притягивало взгляд. Его лицо, глаза, волосы, руки, белая футболка, мощные ноги, темная кожа.

Пауза.

КОЛЕТТ

Счастье в жизни человека находится в разных местах и на разных уровнях. Моя жизнь проста. Я провела ее здесь, за починкой обуви и изготовлением ключей. В отличие от Жана или тебя, я не переезжала. Когда твой отец отправился учиться в Лион к Давиду Левитану, я была счастлива. Когда услышала его первую запись Шопена на пластинку, была счастлива. Когда самостоятельно починила первую пару обуви и поняла, что в руках у меня есть профессия, была счастлива.

Я чувствовала счастье, когда впервые взяла на руки тебя, а потом Ану. Я чувствовала себя счастливой, посмотрев твой первый фильм. Меня сделало счастливой море, когда я увидела его в первый раз. Но я никогда не была счастлива так, как 19 июля 1976 года. У него не нашлось кухонного полотенца, зато имелась новенькая стереосистема. Много пластинок, в том числе на 33 оборота, лежали стопкой на полу. Я не знала артистов с обложек. Мне были знакомы лишь музыка твоего отца и французские песни, звучавшие по радио. Он поставил сорокапятку ABBA, и я открыла для себя Dancing Queen. Мне ужасно понравилось.

Я сказала Эме, что мой брат Жан Септамбр – великий музыкант. Он ответил:

– Я знаю.

– Правда?

– Мне известна его история. Ваша история.

– Кто вам рассказал?

– Я расспрашивал людей.

Ответить я не успела – он взял мою руку, прижался ко мне, другую положил на бедро, и мы начали танцевать. Ах эта близость… Я сразу подумала о Блэзе. Он был единственный, с кем я танцевала. «Потренируемся на всякий случай» – так он говорил.

Мне хотелось плакать, но я чувствовала радость. Печаль попробовала взять верх, но не смогла, ведь это мгновение было неповторимо. Свет, жара, его присутствие рядом, музыка, шампанское. Красота была и пребудет сильнее всего.

Пауза.

КОЛЕТТ

Я никогда по-настоящему не развлекалась, разве что на футболе, но бывала на матчах одна. Я никогда не танцевала на балу – из-за своей застенчивости. За мной не ухаживали. У меня не было подруги. Когда мне исполнялось шестнадцать, двадцать, сорок, пятьдесят, Бланш находилась далеко. Один наш клиент, молодой человек, мой ровесник, по словам Мохтара, приносил чинить обувь соседей, чтобы дождаться моей улыбки. (Она смеется.)

«Видишь, дочка, все они разного размера, небось опустошил шкафы родственников, бедолага!» Мне он не нравился. Мохтар уговаривал меня куда-нибудь сходить, посмотреть на людей, показать себя, но я предпочитала одиночество. После отъезда Блэза и Жана я чувствовала себя ужасно одинокой.

Она делает несколько глотков воды и продолжает рассказ.

КОЛЕТТ

Мы взмокли, хотя у Dancing Queen медленный ритм, допили шампанское, и у меня от пузырьков защекотало в носу, я закашлялась, Эме рассмеялся. Он поставил ABBA, и в конце второго танца меня взяло сомнение. А вдруг он просто с кем-нибудь поспорил? На меня? Затащить старую деву в постель? Ради смеха поцеловать сапожницу? Почему я единственная гостья? Зачем он со мной танцует? Поит шампанским? На третьем танце я обо всем забыла, слишком уж простым и нежным был Эме. И чистым. Физически – взрослый мужчина, но с душой ребенка. Эме выглядел старше своих лет, и я впервые в жизни решила воспользоваться ситуацией. Ничего подобного со мной не случалось. Я не брала, не пользовалась. Не помню, сколько раз он ставил эту вещь. Может, двадцать. Или больше. В конце мы выучили ее наизусть, не понимая ни одного слова. Эме подтвердил: «Ничегошеньки не понимаю, кроме Dancing Queen». Мы разговаривали обо всем на свете. Он сдал бакалавриатские экзамены и поступил на завод. Работал по утрам и тренировался днем. Игроки в то время были полупрофессионалами. Это не давало покоя завистникам. Их обзывали хвастунами и никчемными бездельниками. Богатеями и лодырями. «Есть те, кто работает, и футболисты». Потом Эме отправился на кухню, чтобы разогреть равиоли в оранжевой кастрюльке. Того же цвета, что мой штамповочный станок. Чем бы ни занимался Эме, он от всего получал удовольствие. Был легким человеком. Напевал, ставя на стол две разные тарелки и приборы. Я пошла в его спальню, порылась в ящиках и нашла, что искала, футболку, сняла тесное платье и надела ее. Она доходила мне до колен. Я закрылась в крошечной ванной, точно такой же, как у меня, на улице Пастера. Помнишь, Аньес, ты всегда ругалась на мою сидячую ванну? Ладно. Я отвлеклась. Увидев свое отражение в зеркале, я испытала шок. Я никогда не носила мужскую одежду, тем более футболки. Мои вещи тебя бесили, ты считала их старушечьими. Однажды, лет в двенадцать, ты сказала Льесу: «У моей тети гардероб из прошлого века! Как будто она родилась сто пятьдесят лет назад. Ну вот зачем она себя уродует?! Меня это выводит из себя». Нет, я не боялась, что будут глазеть, Аньес, я просто не могла. Мне хотелось раствориться в пейзаже. Так было проще и безопаснее. Но Эме разглядел меня – несмотря на шмотки, внешний вид, одну и ту же прическу.

Колетт делает долгую паузу. О чем она думает? Зачем рассказывает мне все это? Ее исповедь – полная неожиданность. Как же она мне доверяла?! Я задыхаюсь от чувства вины. Хорошо хоть сумела образумиться с возрастом. Росла, да что там – начала стареть! – и увидела ее другими глазами. Стала думать о ней иначе.

КОЛЕТТ