Как делаются... - Андрей Александрович Пирогов

Во-первых, она — женщина.

Как это «при чем тут», как это «при чем»? В женском коллективе на руководящем посту обязательно должна стоять женщина! Что такое, между нами говоря, бабский коллектив? Это постоянные сплетни, это постоянные раздоры, это вечное копание в мелочах, выискивание друг у друга всякого разного и смакование деталей. Вы еще молоды, Вы пока не знаете всего, так послушайте меня! Семена Сергеевича бабы съедят, он утонет в их болоте. Ой, вот только не надо про его мастерство, про его дело, про должностные обязанности…

Какие обязанности?

У наших заезженных теток разве об обязанностях думы? Половина в разводе, у всех дети на руках, их кормить надо, каждая копейка на счету, какое им, простите за каламбур, до дела дело? Вы же этой доли ощутить не можете? Вы же — мужчина? А у Инны Леонидовны у одной двое на руках, надо же дать ей возможность заработать? Нет, упаси Боже, я не предполагаю за Семеном Сергеевичем меркантильных интересов — но ведь и о людях подумать надо? Почему ни у него, ни у Вас не хватает душевной щедрости? Почему Вы не можете вникнуть в положение, не видите многих-многих нюансов — они же говорят о людях больше всего?

Теперь дальше.

Семен Сергеевич — человек опасный.

Да-да, опасный, я знаю, что говорю. Где надо лизнуть — он тявкнет. А Инна Леонидовна спокойнее, знает, где надо промолчать, где уступить. Что? Не надо мне ничего напоминать, я прекрасно всё помню. У Инны Леонидовны не было другого выхода.

А вот это уже некрасиво. Послушайте, Вы теряете лицо. Что это за вечная подозрительность? Что за манера: зацепить какой-нибудь пустяк и раздуть его до невообразимых размеров? Вот потому-то я и не хочу ставить ни Вас, ни Семена Сергеевича. Да нет, я помню, конечно, лично Вы не претендуете; Вы, разумеется, за Дело горой, за Семена Сергеевича…

Ну, слушаю.

Ну, говорите.

Да.

Помню.

Да, помню.

Да, так.

А вот и нет!

У меня память — как эпоксидная смола! Всё, что к ней прилипает, остается навечно! Навечно! И не делайте из меня склеротички, я и так помню про свой возраст. Не извиняйтесь, я ценю в людях искренность. Так вот: всё было вовсе не так, как вы говорите. Нет, я не предполагаю за Вами склероза, оставьте эти дурно пахнущие намеки. Сейчас я Вам расскажу — и Вы, надеюсь, вспомните правильно.

Уф… Даже сердце застучало, довели Вы меня.

С чего мы начинали?

Да я и сама вспомнила: с Семена Сергеевича и Инны Леонидовны. Ну так что — Вам еще что-нибудь неясно?

Как это я не ответила на Ваши возражения? — я же Вас выслушала? Что значит «выслушать недостаточно» — а что еще я могу для Вас сделать? Всё ясно, назначается Инна Леонидовна, о чем разговор? Нам что, заходить на новый круг?

Послушайте, с Вами невозможно спорить: я могу десять раз повторить одно и то же, а Вам всё еще непонятно, у Вас снова какие-то, с позволения сказать, аргументы. До инфаркта доведете, ей-Богу.

Хорошо, давайте еще раз.

Хорошо, давайте по пунктам, если желаете: слушаю Вас внимательно.

Всё?

Действительно всё?

Теперь Вы не сможете меня упрекнуть, мол, я Вас не выслушала?

Наконец-то; теперь послушайте меня.

Опять двадцать пять: а как не повторяться, если Вы никак не можете меня понять и согласиться? Что мне делать, подскажите, если я пять раз говорю одно и то же, а Вы уперлись, не будем говорить, как кто — и всё чего-то там возражаете? Я начинаю подозревать издевательство. Не надо, Ваши извинения становятся проходным пунктом. Кажется, ясно: Семена Сергеевича ставить нельзя, значит, будем ставить Инну Леонидовну.

Что?!

Опять?

Слушайте, мне, что ли, снова здорово Вам объяснять?

Нет, вы только посмотрите на него, люди добрые…

Как делаются левыми

Ехать на работу полседьмого утра, пусть и на собственной машине, это очень не сахар. Мерзкое настроение у Николая усугублялось ссорой с женой. С утра пораньше: ты обещал то, ты обещал сё, сколько раз я просила, но у тебя на первом месте что угодно, только не я. Так за двенадцать лет семейной жизни жена и не поняла: Николай — сова, утром к нему лучше не подходить, лучше вообще ни с чем не обращаться. Ладно, в первый раз, что ли? — всё наперед известно: пройдет день-другой, придет Вера в себя, никуда не денется. Эти дни, то есть ночи, придется, правда, спать в гордом одиночестве, но и к этому Николай привык. Пытался когда-то объяснить: гнусно это, недостойно — делать из постели рычаг управления — да куда там. Существуют два мнения: одно — Веры, второе неправильное. А ведь смеялась когда-то над этой солдатской байкой. Ну, поправил себя Николай, в байке — про командира, а не про Веру, чего ей-то волноваться?

Хоть машина завелась без проблем.

Гаража у Николая не было, «копейка» ночевала под окнами, и зимой, случалось, на работу Николай опаздывал. Сейчас уже март, но что такое в Питере март? Темно, снежно — одно название; по сути — та же зима.

Выехав со двора на улицу, Николай прикинул время — успеет еще заскочить по дороге выпить кофе? — во злобе из дому ускакал, не позавтракав. Сомнение, наверное, и подтолкнуло его остановиться при виде первой же поднятой руки. Мозг сам просчитал варианты: кофе, конечно, хорошо, но заработанный левый червонец — весомей; без кофе перетерпим.

Николай затормозил, наклонился и опустил боковое стекло.

— Куда?

Девица лет двадцати, по виду приличная. Высокая, круглолицая, накрашенная; длинное черное пальто, шапки не наблюдается. Только глаза у нее были странными, но уловить, в чем их странность, Николай не смог.

— Домой, — прозвучавший голос тоже удивил.

И тембром — низким, хрипловатым — и интонациями: Николая не просили, не спрашивали, ему командовали, властно и уверенно, не сомневаясь в послушании. Осознал это Николай в тот момент, когда правая его рука уже поднимала кнопку: он подчинился. Пока девица садилась, обозлился на себя: что, мальчик, в самом деле? Личный шофер?

Сказать он ничего не успел: опустившаяся в кресло девица назвала адрес и сумму. Адрес успокаивал: успеем. Сумма ошеломляла: откуда у этой… подбирать определение Николай пока не хотел, но поощрительным оно не стало бы точно — откуда такие деньги?

Матерясь про себя, Николай тронул машину.

Девица достала из кармана пачку сигарет и, не спрашивая разрешения, закурила. Сигарета была необычная, легкая, белая