Голые среди волков - Бруно Апиц

– Это – сигарой, – пояснил Пиппиг, перехватив испуганный взгляд Розе. – Положи сюда тряпку, только хорошенько смочи! – Почувствовав холод, Пиппиг застонал. Он тяжело вздохнул и прохрипел: – Дай попить!

Розе огляделся, нашел в стенном шкафике алюминиевую кружку и наполнил ее. Обняв за спину Пиппига, он приподнял его, и тот жадно выпил все до дна. Понемногу Пиппиг как будто начал приходить в себя… Со вздохом облегчения он откинулся назад, напряженное лицо разгладилось. Неповрежденный глаз ему удалось открыть лишь наполовину. И, словно это было сейчас для него самым важным, Пиппиг начал исследовать пальцем рот. Нескольких зубов не хватало, многие шатались… Пиппиг презрительно махнул рукой: подумаешь – убыток!.. Затем снял с груди тряпку и протянул ее Розе.

– Смочи еще! – По-видимому, к нему возвращались силы. Немного погодя он заговорил: – Не бойся, с тобой ничего не сделают. Теперь я знаю, что им надо. – Кончиком языка Пиппиг попадал в щербины на месте выбитых зубов и поэтому шепелявил. – Нас не случайно посадили в одну камеру. Они хитрят. Но и мы не дураки. Слушай, Аугуст! – Он с трудом приподнялся, отвел руку Розе, который хотел ему помочь, и отдышался. – Слушай, Аугуст, это важно: здешний душегуб не потому меня так отделал, что я молчал, он знает, что от меня ничего не добьется, – а потому, что… Так вот, слушай, это такой метод… –    Пиппиг устал, дыхание вырывалось у него со свистом.

– Ты не волнуйся, – успокаивал его Розе.

Пиппиг попытался улыбнуться.

– Я ничуть не волнуюсь… –    Он умолк, почувствовав благотворное прикосновение холодной тряпки. – Приятно! – вздохнул он.

Ему захотелось снова лечь на спину. Некоторое время он лежал молча, не шевелясь.

Розе нерешительно спросил:

– Почему… почему он… он не сделает так… со мной? Он тебе это сказал?

Пиппиг не ответил. Какой жалкий вопрос!

– Эх ты, баба!.. – сказал он наконец.

Розе стало стыдно, он опустил глаза. Пиппиг продолжал:

– Душегуб знает, что у тебя характер мягкий. Потому и посадил нас вместе. Чтобы ты, увидев меня, струсил до смерти. Это его расчет. А потом, будь уверен, он попробует обработать тебя сладкими речами. Если не хочешь, чтоб и тебя отлупили, держись стойко!

– Что же мне делать? – Лицо Розе перекосилось.

– Держать язык за зубами, больше ничего.

Розе глотнул.

– Ты ничего не знаешь, и стой на этом, даже если он раз-другой и залепит тебе в рожу… Черт побери, уж это ты можешь выдержать!

Боль стала нестерпимой. Пиппиг кряхтел, голова его беспокойно металась. Как бесконечно одинок был он в своих страданиях!

– Дай еще попить, – простонал он и приподнялся на локтях. Розе трясущимися руками поднес ему кружку ко рту. Жадно выпив всю воду, Пиппиг в изнеможении лег на спину.

По лицу Пиппига Розе видел, каким усилием воли тот преодолевает боль. Розе вдруг устыдился и тихо заговорил, обращаясь скорее к себе самому:

– Ну хорошо, Руди, хорошо, я ничего не знаю…

Пиппиг ожил.

– Вот видишь, видишь! – обрадовался он. – На этом ты должен стоять. Не проболтайся, Аугуст, слышишь? Если душегуб заметит, что ты знаешь хоть малость, он из тебя котлету сделает, понятно? Если же упрешься… Ведь я втолковал ему, что ты ровно ничего не знаешь.

– Выходит, все взял на себя?

– Да ты что, в уме? – воскликнул Пиппиг таким голосом, словно был совсем здоров. – Я ему сказал, что если все мы ничего не знаем, то ты-то уж наверняка ничего не знаешь, потому что ты… балда.

Силы Пиппига иссякли. Он вытянулся, тело его словно размякло от боли. Розе смущенно смотрел перед собой. «Так вот что о тебе думают! Пиппиг не заклинает тебя, не просит быть храбрым и мужественным… потому что ты балда…»

Розе опустил голову, он готов был спрятаться от самого себя, так ему было стыдно…

После Пиппига Гай вызвал к себе еще нескольких бухенвальдцев. Он не намеревался учинять им допрос, хотел лишь прощупать. После бесед с ними у него сложилось впечатление, что все они стреляные воробьи. Ни один из них, разумеется, ничего не знал.

«Ну ладно, – думал Гай, – Пусть пока будет так, скоро вы у меня соловьями запоете!»

Оставался еще Розе, ради которого он обработал Пиппига. Поближе к вечеру гестаповец вызвал Розе.

– Ну-с, любезный, присаживайтесь. Кажется, вас зовут Розе?

– Так точно.

Гай прикурил сигару и аккуратно положил спичку в пепельницу.

– Да уж, в глупую историю вы влипли, – сказал он, озабоченно вздохнув. – Давно в лагере?

– Восемь лет, – ответил Розе, пораженный тем, что допрос начался именно так, как он себе представлял.

Гай огорченно покачал головой:

– Восемь лет! Ай-ай-ай… восемь лет! Я бы не выдержал…

Розе оторопел: ну буквально те же слова! Он ничего не ответил. Только бы не рассердить душегуба, а то еще ударит.

Но у Гая, казалось, ничего подобного и в мыслях не было. Он посасывал сигару, и Розе смотрел на ее светящийся кончик. Вот такой сигарой душегуб выжигал дыры на теле… Гай откинулся на стуле, благодушно скрестил на груди руки и приветливо посмотрел на Розе.

– Вы, бухенвальдцы, смешной народ! Ради какого-то ребенка идете на то, что вас избивают до бесчувствия. Раз уж хотите держать язык за зубами, так стойте на этом. Но если вы сперва даете исколотить себя, а потом все выбалтываете, то не удивляйтесь, что с вами перестают обращаться, как с разумными людьми. – Он наклонился к Розе и доверительно произнес: – Ваш Пиппиг молодчина, право! Он внушает уважение! Но разве не мог он мне сразу сказать: «Да, господин комиссар, мы случайно нашли эту козявку!» И все было бы в порядке… Нет, сначала приходится делать из него лепешку, и только после этого он все выкладывает. Разве так поступает разумный человек? – Гай снова откинулся на стуле и как бы вскользь заметил: – Слава богу, другие ваши товарищи были умнее и сразу во всем признались… Что же выгадал Пиппиг?

Розе, скрючившись, сидел на стуле, и Гай уже предвкушал успех. Он встал и принялся расхаживать по комнате. Казалось, он разговаривает сам с собой.

– Что делается у вас в лагере, меня не интересует, у меня свои заботы. Ваш Клуттиг – настоящий бюрократ. Является ко мне и умоляет: «Помоги! В лагере появился ребенок, он не зарегистрирован, а из-за этого не сходится список общего состава!» – Гай скрипуче рассмеялся. – Будто это имеет сейчас какое-нибудь значение?.. Дня через два-три сюда нагрянут американцы, и нам придется сматываться. Нам, а не вам! Ну и дурак же Пиппиг. За пять минут до