С четырех сторон - Шрикришна Аланахалли

Рука Дханванти застыла в воздухе. Ей так хотелось отчитать невестку, но она сдержалась — не хватало еще ей становиться на одну доску с девчонкой!

— Твой свекор неважно себя чувствует. Зуб болит. Я для него молоко готовлю.

— Вырвали же ему этот зуб! — небрежно сказала невестка. — Ну поболит чуточку и пройдет.

Дханванти отвела глаза от невесткиного лица, прикрыла чашку краешком сари и молча вышла из кухни.

Только бы не расплакаться. Невестка, ах невестка! Для главы семьи ей чашечки молока жалко!

Дханванти подала Гурудасу чашку, уселась на кровать, но, когда стала растирать ему ноги, слезы все-таки закапали из ее глаз.

Гурудас подумал, что жена расплакалась от вида его старческой немощи, и мягко сказал:

— Твой старший сын уже седой, Дханванти. Значит, мне пора быть стариком, как иначе?

Нежные воспоминания сразу нахлынули на него… А Дханванти все растирала ноги мужа и тихо плакала… ее муж, ее жизнь, радость и боль.

Гурудас поудобней вытянул ноги, положил их на колени жены, посмотрел на нее долгим-долгим взглядом и засмеялся:

— Все в мире может измениться, а у моей Дханванти останется все тот же гордо поднятый носик!

Жена глубоко вздохнула:

— Всем ты меня одарил, и все у нас всегда было хорошо, но только теперь мне в этом доме лучше никуда свой старый нос не совать.

Вот как раз этого-то Гурудасу и не хотелось слышать. Тоже состарилась, подумал он. Он ей одно, а она… И чего ворчит? Гурудас сердито подобрал ноги, но через миг снова почувствовал пронзительную нежность к жене.

— Никто бы не мог быть мне лучшей подругой, чем ты, Ванти. А что ты всю жизнь на других работала — так, наверное, судьба твоя такая.

От сочувственных слов мужа Дханванти вновь ощутила себя юной невестой. Она сдвинула со лба покрывало, завела за ухо седую прядь и проговорила смущаясь:

— Ну что ты. Скажи спасибо своей матери: она, бывало, заметит, что я себя не так веду, мягко скажет мне — достоинство женщины в трудолюбии. Вспомню ее и только об одном молю бога — дал бы он мне веку и силы прожить, как твоя мама жила.

Сердце Гурудаса раскрылось навстречу Дханванти — части души его, его существа. Мать, которую так любил Гурудас, оставила глубокий след и в жизни Дханванти. Муж и жена на мгновение сделались братом и сестрой, вспоминающими покойную мать.

— Ванти… — начал было Гурудас, но замер — его прервал звук смачной оплеухи и визг. Шум доносился из комнаты средней невестки. Гурудас испуганно взглянул на жену, та в отчаянии заломила руки. Снова скандал, снова дерутся.

— Просто сердце на куски рвется — опять средний сын и невестка завелись. Что ни день в доме драки и скандалы. Не каждый день, так через день, а нет — так дважды в неделю! И вечно одно и то же, одни и те же безобразные истории. Конца этому нет. Ну и сынок у нас, ну и Сардарилал! И жена его хороша — сама его задирает, а потом в синяках ходит!

Дханванти прошла по веранде к комнате средней невестки, осторожно заглянула в щелку и с ужасом отпрянула. Да что же это творится? В жизни никогда ни о ком и подумать плохого себе не позволила, так за какие грехи мне это наказание?

Разлохмаченная средняя невестка извивалась, как припадочная, пытаясь выдернуть руку из стальных пальцев Сардарилала. А тот, в одной набедренной повязке, удерживая жену левой рукой, правой молотил ее по чему придется.

Дханванти с минуту остолбенело смотрела на дикое зрелище. Потом, опомнившись, крикнула:

— Сардарилал!

Сын даже не услышал.

Размахнувшись, он снова ударил жену:

— Будешь ты глаза перед мужем опускать или нет?!

Средняя невестка их не только не опускала — ее карие глазищи с вызовом смотрели прямо в лицо мужу.

Дханванти зашлась от негодования и, едва переведя дух, закричала во весь голос:

— Как ты смеешь бить ее? Как ты смеешь бить чужую дочь? Сардарилал! Да лучше бы мне утопиться, чем такое видеть! Ей-богу, утопилась бы лучше!

Вопли матери отрезвили Сардарилала. Он выпустил жену и прохрипел:

— Надо же, чтоб именно мне такое невезенье, чтоб такая паскудная стерва досталась! Лучше бы на девке из низкой касты женили!

— Замолчи! — замахала руками мать. — Как можно такое в мыслях держать! Жена она тебе или враг, что ты так с ней обращаешься? Стыд какой!

Она обняла среднюю невестку.

— А ты, Сумированти, если муж заупрямился, почему бы тебе не уступить? Ну подобает ли женщинам противиться мужчинам, а, доченька?

Но невестка будто и не слышала — она еще выше вздернула подбородок и еще яростней уставилась мужу в глаза.

— Доченька, я бы на твоем месте не стала спорить с негодным моим сыном. Лучше подумай, как вам помириться.

Красиво обведенные черным глаза невестки разгорались все ярче и ярче.

— Незачем вам, мама, кровь себе портить, за сына тревожиться. Он со своими штучками еще и в тюрьму попадет!

— Ах ты! — Сардарилал опять рванулся к жене и схватил ее за плечо. Мать отпихнула сына и потянула невестку к двери.

— Увидишь свою мать мертвой, Сардарилал, если порог переступишь!

С веранды она позвала старшего:

— Банварилал! Выйди, сынок, на минутку!

Банварилал выскочил, посмотрел на мать, перевел взгляд на растерзанную жену брата.

— Что тут происходит?

— Брат твой совсем рехнулся. Поди приведи его в чувство.

Банварилал еще раз взглянул на невестку и властно крикнул своей жене:

— Сухаг! Забирай Среднюю к нам, а я пошел к брату.

Сухагванти сначала усадила на диван свекровь, потом придвинула поближе к дивану мягкие табуретки для себя и для средней невестки. Она пыталась понять, что, собственно, стряслось.

— Митро, сестричка, как же это случилось? Вроде все было хорошо, ты была такая веселая…

Дханванти остановила старшую невестку:

— Не нужно ее расспрашивать. Нет в этом доме счастья, и все тут.

Средняя молча глянула на Старшую и стала выбирать шпильки из растрепанных волос.

Сухагванти достала из стенной ниши гребень, села за спиной Митро, осторожно расчесала ей волосы, заплела их в косы.

Жена у Банварилала и добрая, и умница. Дханванти стало чуть полегче. Она поднялась с дивана и пошла посмотреть, что с сыновьями.

Увидев обоих на веранде, мать опустила глаза. Боже ты мой, даже во время семейных ссор никак не налюбуется она своими рослыми, красивыми сыновьями.

— Банварилал, — устало заговорила мать, — ты же все понимаешь. Не могут в приличной семье происходить такие вещи. Вот он, твой