Прощай, Анна К. - Лера Манович

Мужчина испуганно останавливается.

– Продайте рыбу! На счастье!

– Что?

– Рыбу мне продайте! Я только что женился!

Олег достает из кармана деньги. Мужчина оглядывается. Подземный переход, как нарочно, пуст. Бабка в вязаном берете клюет носом над стаканом с семечками. Олег берет из рук обалдевшего мужчины пакет с рыбой, сует ему в карман пятьсот рублей и сбегает вниз по ступенькам.

На скамейке у воды сидит Ольга в длинном белом платье. Олег подносит ей рыбу в пакете:

– Я хочу, чтобы в этот торжественный для нас обоих день мы подарили жизнь какому-нибудь живому существу.

Он становится в царственную позу.

– Повелеваю! Даровать в день бракосочетания великой Ольги Тверской и не менее великого Олега Петрова жизнь верноподданному жителю Петербурга Плотве Карасевичу! Ура!

Олег протягивает Ольге пакет:

– Выпускай!

Ольга подходит к воде, равнодушно опрокидывает пакет. Рыба шмякается в воду. Некоторое время плавает брюхом вверх. Потом переворачивается и скрывается в глубине.

Вечер четвертый

– Знаешь, иногда мне и правда кажется, что ты сумасшедший, – Ольга бросает в кастрюлю с водой очищенную картофелину и смотрит, как она медленно опускается на дно.

– А знаешь ли ты, крошка, что такое подвиг добровольного безумства? По-русски юродство?

– Только этого мне не хватало.

Олег садится рядом с Ольгой, обхватив ее рукой за плечи.

– Есть на Петроградке улица Лахтинская. Знаешь?

– Неа.

– А Петроградку знаешь?

– Неа.

– А между тем, милая жена, мы с тобой живем именно на Петроградке!

Он подмигивает:

– Придется в медовый месяц изучать карту. Так вот. Жила на этой улице барышня. Кстати, от нас недалеко. Ксения. Ужасно красивая. Вот прямо как ты. Замуж вышла по огромной любви. Тоже как ты. Ну так вот. Вышла она замуж по любви, все у них с мужем было прекрасно, вот только муж взял и умер. И всю оставшуюся жизнь Ксения жила на улице, носила его одежду и отзывалась на его имя. Андрей Петрович.

– А почему ее на улицу выгнали?

– Нет, никто не выгонял. Она сама. Раздала все имущество и стала нищей.

Прищурившись, Олег смотрит на Ольгу:

– Ты бы так могла?

– Ты же знаешь, что нет. Я холодная и расчетливая. К тому же я старше!

Вечер пятый

– Видишь желтый дом на том берегу?

– Где лестница развалилась?

– Да. Видишь, там, вверху – красная дверь? За ней комната. Каждый вечер в комнате собираются те, кто умер в этот день… Ну и городские привидения. Сидят, пьют чай, смотрят на Неву. Над столом качается рваный зеленый абажур.

Олег раскачивает Ольгу за плечи. Она улыбается:

– Не выдумывай.

– Чистая правда! Хочешь, сходим? – Он смотрит на часы. – Как раз десять.

Ольга капризно поводит плечами:

– Хватит, а? Пойдем домой, я замерзла уже. Может, такси поймаем?

– Жена, я бедный художник, у меня нет денег на такси. Но есть сильные руки и горячее сердце!

Олег подхватывает ее на руки и несет к остановке. Ольга смеется и вырывается.

Вечер шестой

Летнее кафе на Моховой. На столе две чашки кофе. Олег, подпирая ладонью голову, мечтательно смотрит на Ольгу. Она оживленно говорит, размахивая руками:

– … и вот он рассказывает-рассказывает что-то про план-график на следующий месяц, про кривую продаж… и тут вдруг я чувствую, что его рука лежит у меня на колене. Ну, я растерялась, продолжаю сидеть, как будто ничего не случилось. А он, не останавливаясь, что-то говорит. А его рука ползет вверх под юбку.

Ольга останавливается.

– Ни за что не угадаешь, что я подумала в этот момент!

Олег, взяв со стола ложку, перемешивает кофе:

– Даже страшно гадать.

– Я подумала: блин, у меня же дырка на колготках! Утром зашивала. Представляешь?

– Ты очень целомудренна, жена.

Олег вынимает из чашки ложку, кладет на блюдце, долго смотрит Ольге в глаза.

Старушка в гипюровом пиджаке, поглядывая на них, шаркает бочком вдоль высокого бордюра. Олег поднимается, подходит к старушке, подает ей руку. Старушка, ухватившись за него, взбирается на бордюр. Через минуту спускается и мелкими шажками удаляется в противоположном направлении.

Ольга провожает старушку раздраженным взглядом:

– И зачем, спрашивается, ей была нужна помощь?

– Ей не помощи хотелось. Тепла.

Вечер шестой

– На улице Моховой живет старая-старая старушка в гипюровом пиджаке. Она живет тут так давно, что люди, которые знали ее молодой, давно умерли. И продавец, который продал ей этот гипюровый пиджак, тоже умер.

Ольга раздраженно морщит нос:

– Ой, хватит, перестань.

– Ровно в полдень старушка выходит на дорогу и ищет жертву. Завидев кого-нибудь, кто полон жизни и любви, старушка подбирается к нему поближе…

– Я же сказала, что не хочу это слушать! – Ольга резко встает. Чашки на столе звякают.

Год спустя. Вечер

Утро. Квартира Ольги и Олега. Та же комната с тремя старинными окнами и высоким потолком. Голая Ольга с завязанным на шее алым шарфом и новой, короткой прической, позирует Олегу, сидя на стуле.

Олег быстро делает карандашный эскиз:

– Какие планы на вечер? Не прогуляться ли нам, жена?

– Опять все то же? Замок, где задушили Павла, мостовая, где взорвали Александра, «Англетер», дом на Мойке с диваном, пропитанным кровью… Неудивительно, что здесь недвижимость дешевле, чем в Москве. Реки крови и слез.

Олег смотрит на нее с улыбкой:

– Ты схватываешь все на лету… Оль, эта картина никак не продается! Просто рок над ней висит! Со всеми покупателями в последний момент что-то происходит. Дирижер был готов подъехать с деньгами, ухитрился упасть в оркестровую яму и сломать ногу.

Ольга развязывает шарф, зло сбрасывает его на пол и встает со стула:

– Все. Не могу так больше!

– Как, Оля?

– Вот так. Как пел кто-то, «я люблю в тебе это, но жить на краешке жизни невыносимо…»

– Это Кашин пел.

– Да неважно кто. Но это именно то, что я сейчас чувствую.

– Слушай, но это же ерунда. На каком краешке? Это они все на краешке…

Олег выходит на балкон. Внизу гудит автомобильная пробка.

– А мы… мы же как раз в самом центре жизни. Разве ты не чувствуешь?

– Прости меня, пожалуйста, я знаю, что сейчас буду рассуждать, как примитивная баба, но… это, наверное, старость, но мне стало хотеться большего. В самом, да, примитивном смысле! Мне хочется сесть вот этой прекрасной задницей, которая уже довольно скоро состарится, на сиденье собственного, нашего автомобиля, хочется купить то платье, которое хочу, а не которое пока могу… ну и так далее.

– Твоя задница еще очень нескоро состарится. Но в целом я понял.

Олег смотрит на нее с обожанием.

– Надо было сказать раньше, это же не