Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

Две или три секунды Алёша, как завороженный, смотрел на большую протянутую к нему ладонь, словно не знал, что ему с ней теперь делать: может, надо хорошенько разглядеть её и запомнить, как на линии сгиба падает свет фонаря?

Рукопожатие получилось холодным, напряжённым. Потом ученик скомканно попрощался и растворился в толпе.

Маша с Марком ехали до «Бабушкинской», где во дворах возле метро их ждала припаркованная «Тойота Рав 4».

Глава 9

Чтобы у Марка внезапно не поднялось давление после долгого стояния в пробке на Ярославском шоссе, требовалось хотя бы полчаса тишины.

По вечерам в Машиной квартире обычно работал телевизор, но сегодня она поговорила с сыном, поговорила с Марком, снова поговорила с сыном, и дома наконец-то установилась зыбкое, неустойчивое затишье, которое то и дело прерывалось щёлканьем клавиатуры.

Подойдя на цыпочках к двери детской, Маша осторожно просунула голову в комнату сына. Щёлканье прекратилось. Маша вернулась на кухню, включила газ и поставила на плиту чайник.

– Всё ясно. – Сын уже стоял за Машиной спиной. – Я вам мешаю, да?

– Петька! – Маша попыталась скрыть недовольство, и это ей не удалось. – Дядя Марк так редко приезжает в гости…

– Давай я уеду в Швейцарию, и он будет приезжать чаще.

Ребёнок быстрым движением ухватил со стола вазочку с конфетами и исчез в своей комнате – было слышно, как звякнул крючок. Маша со вздохом открыла дверцу холодильника.

Через час, когда большая стрелка уже приближалась к одиннадцати, все трое сидели за обеденным столом. Петька оказался не прочь поужинать второй раз, за компанию с матерью и гостем. На столе стояли мясо под овощным соусом, салат и жареный картофель. Вкусная еда постепенно выправляла неловкость, с которой начинался этот вечер.

Потыкав в салат вилкой, Марк, как обычно, потянулся к стакану со столовыми приборами, откуда выудил самую большую ложку. Он поглощал пищу с упоением; глаза у него сияли, на лице проступало блаженство. Это была одна из тех черт, которые Маша так в нём любила: умение радоваться простым вещам.

Потом Маша отправляла Петьку в ванную и спустя полчаса гасила свет в его комнате. Марк в это время читал или курил на балконе, а она включала компьютер и готовила материалы к завтрашним урокам. Они оба молча сидели до тех пор, пока в детской не утихала возня. Наконец, выждав положенные пятнадцать минут, Маша подсаживалась к Марку на диван и устраивалась у него на плече.

А потом они – как обычно – долго лежали в темноте.

– Погоди. Не убегай пока. – Марк насторожился. За окном послышался какой-то шум. – Что это?

– Галки, наверное. Их тут много.

По жестяному козырьку что-то стукнуло, а потом всё вокруг снова затихло. С улицы лился холодный синеватый свет. Маша пристроилась поудобнее рядом с Марком, положила колено ему на бедро и уткнулась носом в ямку под ключицей.

– Это был он? – спросил Марк. – Тот пацан, из-за которого тебе влепили выговор?

Маша поняла, что речь идёт об Алёше.

Марк усмехнулся.

– Поздравляю, Мария Александровна! – Он повернулся к Маше. – Пацан по уши влюблён в тебя, ты в курсе?

– Не выдумывай.

– Да я и не выдумываю. – Марк поправил одеяло. – Обещай потом рассказать в подробностях, как он будет клинья к тебе подбивать. Люблю истории из жизни животных. Расскажешь?

– Это ещё зачем? – Маша нахмурилась.

– Спорим? – ответил Марк. – На бутылку вина. Парень обязательно спалится.

– Давай я тебе сразу отдам эту бутылку. Чтоб ты больше не ревновал меня к первому встречному. – Маша спустила ноги на пол. – У меня с Нового года осталось хорошее кьянти.

– И штопор есть? – Марк откинул одеяло.

Маша кивнула.

– Что ж ты молчала?! Доставай!

Марк поднялся, неуклюже перевалившись через край дивана. Он взял с кресла полотенце, обмотался им и двинулся к двери.

Пока Марк плескался в душе, Маша накинула халат и отправилась на кухню. Она отыскала в холодильнике остатки сыра, в хлебнице – зерновой батон. Чтобы достать ту самую бутылку кьянти, нужно было встать на табуретку: вино хранилось на верхней полке, за трёхлитровыми банками с соленьями, полученными когда-то в подарок от Ирки. Потом Маша вышла в коридор и взглянула на циферблат: удивительно, ещё даже не было двух часов ночи. Как медленно течёт время.

И тут где-то в комнате зазвонил телефон.

Трубка Марка, зажатая между диванными подушками, на добрых полминуты разразилась фортепианными руладами.

Марк вошёл на кухню, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами. Стол был уже накрыт.

– Тебе кто-то звонил, – сказала Маша.

– Вряд ли что-то важное. – Он махнул рукой. – Ну их всех в баню!

Он ввинтил штопор в пробку и вытащил её из горлышка со звучным хлопком. В комнате снова заиграл фортепианный рингтон.

Марку звонила Лена – кто же ещё? Только она имела право беспокоить его по ночам.

Сегодня у жены Марка упала какая-то полочка. Маша слышала весь разговор от первого слова до последнего: Марк нажал громкую связь. Не специально, просто у него тряслись руки.

– Эта грёбаная полка! Она могла рухнуть прямо на Хомяка! Если бы Хомяк в этот момент не играл под столом, мы оба были бы уже в реанимации!

– Успокойся! – отвечал Марк. – Чего ты хочешь, дом старый, стены сыплются. Я при чём?

– Ах, это мой дом виноват? Мой дом старый? Да сам ты безрукий старый дурак! Полку приколотить не можешь. Заработать денег не можешь, полку повесить не можешь, что ты можешь вообще? Только по бабам ходить?

– А нечего было грузить туда книги – ты же не читаешь книг? Ты никогда ничего не читаешь! Выброси уже свою библиотеку, она для тебя всего лишь театральный реквизит! Кому ты врёшь? Кого из себя строишь?

– А, значит, я угадала! Ты у очередной своей бабищи! Эй, девушка, вы хорошо меня слышите? Это я, меня зовут Лена. Я жена ублюдка, с которым вы спите.

– Да замолчи же ты, господи… – Марк в отчаянии пытался нажать то на одну кнопку, то на другую, но голос в динамике никак не хотел затихать. – Замолчи, идиотка!

– Либо ты сию секунду приезжаешь и вешаешь полку обратно, либо Хомяка больше не увидишь. Всё понял?

– Да хоть заорись! Хоть лопни ты там, курица! Куда я поеду средь ночи?

– Отлично. Не поедешь? Отлично! Хомяк до лета останется у меня, можешь мне даже не звонить.

– Лена! Бляха муха. Лена!!

Марк стоял посреди кухни, вокруг его бедер всё так же было обмотано влажное банное полотенце. На его щеках ходили желваки. Гудки раздались