Назови меня по имени - Ольга Николаевна Аникина

Марк собрался за полторы минуты, как пожарник. Как жук-пожарник.

– Пока я доберусь из твоего Королёва хотя бы до метро… – Не скрывая досаду, он подошёл к окну и выглянул во двор. – Чёрт, метро-то уже закрыто.

На улице с неба летел полудождь-полуснег. Месяц назад экскаватор разворотил бордюр возле Машиного подъезда, и его обломки сверху походили на обглоданные рёбра.

– Господи. Какая дыра.

– Ты уверен, что нужно ехать? – Маша зажгла в комнате верхний свет.

Вид у Марка был взъерошенный.

– А есть варианты?

Маша пожала плечами.

– Вызови такси, – приказал Марк, надевая пальто.

И Маша вызвала.

Она могла не вызывать. Могла швырнуть Марку в спину какой-нибудь тяжёлый предмет. Например, настольную лампу.

На те деньги, что Маша заплатила за эти такси в течение двух последних лет, можно было купить целое авторское платье. В пол, с длинным рукавом.

– Я куплю тебе платье. Длинное. Голубого цвета. В пол. Когда-нибудь потом. Когда заработаю много денег. Дай мне время.

– Иди уже.

Она могла кричать, топать ногами, могла выставить его навсегда и больше никогда не пускать обратно.

Но Маша знала точно, что никогда этого не сделает.

Глава 10

Через несколько дней в школе случилось ещё одно ЧП. Хотя, может быть, это было никакое не ЧП, а обычное мелкое хулиганство – так, в итоге, к нему и отнеслась администрация, – но для Маши это событие имело важное значение.

Оно стало первым кадром на киноплёнке, высветившей перед Машиными глазами то, чего она раньше как будто не замечала, от чего старалась отмахнуться или стыдливо отмолчаться. А сейчас с Машиным зрением и восприятием что-то произошло.

Всё началось с того, что через несколько дней после Пушкинского праздника некий шутник достал из подсобки все четыре модуля, собранные из Алёшиных картин, и перед началом уроков растащил их по школьным помещениям. Один рисунок обнаружил в своём кабинете физик, как раз перед самым уроком у 11-го «А». Вторая картина стояла в физкультурном зале, третья – в комнате отдыха.

Маша вошла в класс и увидела, что возле её доски тоже установлена Алёшина работа – часть раздвижного задника сцены. Маркером голубого цвета поверх изображения было выведено: «Девятов – гей».

– Кто принес картину из подсобки? – обратилась Маша к девятиклассникам. – Кто, я вас спрашиваю?

Голос её звучал угрожающе.

– Мы пришли, а это уже было, – сказал мальчик с первой парты. – Мы ничего не трогали.

Маша оставила в классе дежурного ответственным за тишину, а сама выбежала в коридор, где и столкнулась с директрисой.

– У вас тоже? – спросила начальница, не вдаваясь в подробности.

Маша кивнула.

– Завхоз придёт и уберёт эту гадость, – сказала Нинель. – Есть версии, чьих рук дело?

Маша ответила не задумываясь:

– Красневский.

Нинель Валентиновна пожевала губами.

– Плохая версия, – сказала она. – Красневские столько сделали для нашей школы. Доказательства?

– Я слышала разговоры… – начала Маша, но директриса тут же её перебила.

– Мало ли, что вы слышали, – поморщилась она. – Лучше уж молчите, больше толку будет. Бездоказательных обвинений я не потерплю.

Нинель развернулась и проследовала в сторону лестницы.

Второй случай касался уже не Алёши, а «яйцеголового» физика Анатолия Игоревича.

Однажды во время большой перемены Маша заглянула в учительскую – поменять журналы. Физик, повернувшись спиной к присутствующим, наливал себе в чашку кипяток. Он не видел, что прямо за его спиной стоит классная 11-го «А» Анна Сергеевна Горячева.

– Анатолий Игоревич, какой размер брюк вы носите?

Все учителя разом замолкли и обернулись. Физик разогнулся и, хлопая глазами, уставился на Горячеву.

– А собственно, почему вас это волнует? – спросил он.

– Мы с коллегами обсуждаем, какой бы подарок вам сделать на Двадцать третье февраля. – К лицу Анны Сергеевны была приклеена её дежурная улыбка. – Я предлагаю подарить вам новые брюки.

Лицо физика медленно заливалось краской.

– Новые брюки, новую рубашку и новый пиджак. – Горячева окинула придирчивым взглядом всю фигуру мужчины и остановилась на его ботинках. – Ах да! И новую обувь.

Звонок прервал дальнейшее обсуждение одежды учителя физики. Преподаватели как ни в чём не бывало собрались на выход.

Машу трясло от возмущения. Ей очень хотелось хоть чем-то подбодрить коллегу. Она подошла к полке, где стояли классные журналы, и выдернула оттуда нужный корешок. И тихо, чтобы никто не слышал, сказала физику первое, что пришло в голову:

– Не слушайте вы старую стерву. Ей давно на пенсию пора.

Красные пятна на щеках Анатолия Игоревича ещё были отчётливо видны, но досада в его глазах уже погасла.

– Не стоит так говорить о коллегах, – сказал он. – Ведь ничего же не произошло.

Физик взял свой журнал и, пытаясь придать лицу невозмутимое выражение, вышел из учительской.

И наконец, третий эпизод произошёл 23 февраля, в понедельник.

В школе праздник 23 февраля всегда отмечали как мероприятие, параллельное Восьмому марта. Чтобы девочки могли поздравить мальчиков, во всех классах отменили третий урок, а вместо него поставили классный час. Для проведения классного часа в 11-м «А» Маша отдала Анне Сергеевне кабинет русского и литературы, но после того, как поздравления завершились, Маша снова вернулась к себе и разложила вещи на рабочем столе.

Она краем глаза наблюдала за тем, как, толкаясь и шумно переговариваясь, один за другим ученики покидали аудиторию. Алёша вышел первым – она даже не успела с ним поздороваться.

Павлик Разумихин, напротив, никуда не спешил. Когда комната опустела, он достал из сумки маленький пакет яблочного сока с трубочкой и контейнер с бутербродами.

– Марья Александровна, можно я тут поем? – спросил Павлик.

Маша кивнула.

– Не любишь обедать вместе со всеми?

– Точно, – вздохнул он. – Не могу, когда на меня смотрят. Хотите бутерброд?

Маша помотала головой. Она занялась проверкой тетрадей, а ученик в это время жевал и глазел в окно.

Потом он шумно доцедил из упаковки последние капли сока, закрыл пластмассовый контейнер и спрятал его в сумку. Проходя мимо Машиного стола, Павлик остановился.

– А у нас сейчас знаете, что было?

Маша подняла глаза от тетрадей.

– Девчонки отказались поздравлять Девятова.

– Как это – отказались? – Маша застыла в напряжении. – Он что, обидел кого-нибудь?

– Нет, просто отказались и всё. – Павлик полез в сумку. – Нам подарили… Сэлинджера, во! Всем вручили, а девятовский экземпляр так и лежал на парте.

Маша уставилась на обложку любимой книги. Потом откашлялась и поднялась из-за стола.

– Павлик, что у вас в классе происходит?

– Ну, как вам сказать… – Разумихин развёл руками. – Почему-то все решили, что Девятов голубой.

– О господи! – воскликнула Маша. –