Дураки все - Ричард Руссо

вечер свидание. Может, ее татуировку-бабочку видела половина годных в бойфренды горожан. Что говорит о нем самом его предположение, будто у Кэрис нет личной жизни? Будто она ждет не дождется домашнего пятничного ужина с братом – самого приятного события всей ее недели? Она пригласила своего немолодого депрессивного белого босса к себе на бараньи отбивные, приготовленные для Джерома, – значит ли это, что она уже отчаялась? Возможно. Но возможно и то, что Реймер жалеет Кэрис, а она точно так же жалеет его. И он непременно об этом узнает – если, конечно, не проявит осмотрительность.

– Фонарик в бардачке, – сказала Кэрис, когда они заехали на пустую парковку “Моррисон-армз”.

Не считая единственного далекого фонаря и заведения Герта (у него, наверное, генератор), на улице было темно хоть глаз выколи. Обычно по пятницам в таверне не протолкнуться, завсегдатаи галдят на улице, но не сегодня. Еще одно доказательство того, насколько сильно сбежавшая кобра подействовала на коллективное воображение.

Реймер открыл бардачок и невольно улыбнулся контрасту между уютным хаосом Кэрис и маниакальной аккуратностью ее брата.

– Вы знали, что Джером специально заказывал справочник владельца для своей тридцатипятилетней машины?

– Бедный Джером, – со вздохом ответила Кэрис, и в голосе ее слышалась искренняя жалость, хотя Реймер и не сумел оценить ее масштабы.

Кэрис жалеет брата в принципе, потому что это Джером, или только сегодня, потому что тот психанул из-за покушения на его гордость и радость?

– Что с ним такое?

– А что с ним? – Подозрение. И забота.

Реймер напомнил себе, что Кэрис и Джером близнецы.

– С чего он взял, что это я изуродовал его машину? Можете объяснить?

– Я могу попытаться, – ответила Кэрис, – но единственное объяснение поступков Джерома – Джером это Джером. Только недолго, – добавила она, когда Реймер вылез из “хонды”.

Кэрис явно нервничала, и он ее не винил. Тут и при свете дня женщине в одиночку лучше не появляться. А уж сегодня вечером, когда парковка пустая, двухэтажное здание окружено сигнальной лентой, где-то поблизости ползает смертельно опасная змея, кто угодно будет на взводе. Чувствуя на себе взгляд Кэрис, Реймер с делано невозмутимым видом нырнул под желтую ленту и вошел в дом. На черной лестнице, что вела в его квартиру на втором этаже, его пробрала дрожь, несмотря на удушливую жару. И хотя они вот только что обыскали все квартиры, тот факт, что они ничего не нашли, вовсе не означает, что змеи здесь нет. По крайней мере, так думалось Реймеру. Обводя лучом фонарика лестницу, он все равно останавливался на каждой ступеньке и прислушивался, не раздастся ли шипение. В темноте все прочие чувства обострились, в том числе, к сожалению, нюх. Кем надо быть, спросил себя Реймер, чтобы в такой зной нассать на непроветриваемой лестнице?

Реймер отпер свою квартиру, медленно толкнул дверь, обшарил фонариком периметр прихожей, рассчитывая увидеть какое-то шевеление, и даже удивился, ничего не найдя. Их дом кишел тараканами, и как Реймер ни прыскал отравой во все уголки квартиры, все равно чешуйницы, многоножки и тараканы продолжали благоденствовать и размножаться. Когда Реймер ночью вставал пописать и включал в ванной комнате свет, они юркали в водостоки и в щели за треснувшей плиткой. Обычно от этого зрелища у него бежали мурашки, но сейчас Реймер даже обрадовался бы ему как знаку того, что статус-кво, пусть и отвратный, по-прежнему в силе. Интересно, едят ли экзотические рептилии тараканов? Вдруг кобре за считаные часы удалось то, с чем не справились аэрозоли? Реймер тут же вспомнил историю Джастина – наверняка апокрифическую – о женщине, которая, вернувшись домой, обнаружила в детской кроватке подозрительно толстого боа-констриктора. Может, и Реймер застанет на своей кровати кобру, которая так обожралась тараканами, что не в состоянии встать и раскрыть капюшон? Реймер с порога спальни посветил фонариком сперва на кровать, потом на пол. Ни там, ни там змеи не было.

Он осторожно вошел в спальню и замер перед комодом, в верхнем ящике которого лежало нижнее белье. Удивительно, подумал Реймер, до чего просто лишить человека способности рассуждать здраво. Наверняка ведь змея давно уползла, так? И если ее никто не переехал, она вполне могла добраться до Шуйлер-Спрингс, хотя дурные вести туда направляются редко. Закрытый ящик его комода – одно из немногих мест, где змеи в принципе быть не может. В мире, который Реймер знал и в котором изо дня в день как-то ориентировался, змея нипочем не сумеет забраться на комод, открыть без помощи больших пальцев (и, если уж на то пошло, вообще рук) ящик, забраться туда, а потом – это лучшая часть – закрыть ящик, но уже изнутри. Так почему Реймеру вдруг показалось, будто она проделала этот трюк? И почему, прежде чем открыть ящик и выяснить, так ли это, Реймер почувствовал необходимость громко постучать по нему фонариком и прислушаться, не шевельнется ли что внутри? Да потому что он по личному опыту знал, как рациональный мир вдруг утрачивает рациональность. Как мир без предупреждения поворачивается вокруг своей оси и в этот миг становится неузнаваемым. А ты бредешь себе дальше, уверенный, будто знаешь, как устроена жизнь, но однажды возвращаешься домой раньше обычного, а твоя обожаемая жена лежит на лестнице, приклеившись лбом к нижней ступеньке. И ты, черт побери, вдруг понимаешь, что ошибался во всем до единого, но у тебя нет иного выбора, кроме как приспособиться к этой страшной новой действительности. То, что казалось бесспорным, отныне и навсегда останется спорным. Но ведь и в этом ты ошибаешься. Постепенно, когда уляжется первое потрясение, жизнь вернется к прежнему привычному порядку, явно довольная тем, что ей удалось так сильно тебя ошарашить, но, дождавшись, пока ты опомнишься, она, мать ее так, подбросит в твой ящик с нижним бельем ядовитую гадину и снова покажет тебе: здесь верховодит она, а не ты, тупой мудозвон, и по-другому не будет.

Вот поэтому Реймер, обычно спокойный и рассудительный, медленно, дюйм за дюймом, открыл ящик, в котором едва ли прячется змея, но все-таки, может, и прячется. Ничто не зашевелилось, не накинулось на него, и тогда он открыл ящик чуть шире, потом еще шире, отклонившись назад, дабы усложнить кобре геометрию броска, и наконец оглядел содержимое ящика: носки, трусы, носовые платки. Даже подтяжек нет.

Реймер быстро разделся, отшвырнул ногой пропотевшую форму в угол (боясь потревожить того, кто, возможно, прячется в корзине с грязным бельем), подумал было ополоснуться в темноте, но решил, что не стоит. Достал чистые трусы, улыбнувшись при мысли о том, что