Круг в огне: Рассказы - Фланнери О'Коннор

– Как вы относитесь к Джойсу? – спросил Эсбери громче.

– К Джойсу? К какому Джойсу?

– К Джеймсу Джойсу, – сказал Эсбери со смехом.

Священник махнул увесистой лапой, как будто ему досаждали мошки.

– Такого не знаю, – сказал он. – Так, ладно. Молитесь утром и вечером?

Эсбери зримо смутился.

– Джойс был великий писатель, – пробормотал он, забыв, что надо кричать.

– Что, не молитесь? – сказал священник. – Ну, этак никогда добру не научитесь, надо молиться регулярно. Нельзя любить Христа и не говорить с Ним.

– Миф об умирающем боге всегда завораживал меня! – прокричал Эсбери, но священник, похоже, не уловил.

– Трудно чистоту соблюдать? – потребовал он ответа и, не дожидаясь его, продолжил, так как Эсбери побледнел: – А кому не трудно? Но вы должны молиться об этом Святому Духу. О чистоте умственной, сердечной и телесной. Ничто не преодолевается без молитвы. Молитесь со своими родными. Вы молитесь со своими родными?

– Боже упаси, – пробормотал Эсбери. – Моей матери, – прокричал он, – молиться некогда, а сестра атеистка.

– Очень жаль! – сказал священник. – Тогда вы должны молиться за них.

– Художник молится своим творчеством, – отважился Эсбери.

– Этого мало! – отрезал священник. – Кто не молится ежедневно, тот держит свою бессмертную душу в небрежении. Катехизис знаете?

– Разумеется, нет, – пробормотал Эсбери.

– Кто тебя сотворил? – спросил священник воинственным тоном.

– Разные люди верят в разное на этот счет, – сказал Эсбери.

– Бог тебя сотворил, – коротко объяснил священник. – Кто есть Бог?

– Бог – идея, порожденная человеком, – ответил Эсбери, чувствуя, что входит в колею, что это неплохая игра для двоих.

– Бог есть дух бесконечно совершенный, – сказал священник. – Ты очень невежественный малый. Зачем Он тебя сотворил?

– Бог не…

– Бог сотворил тебя, чтобы ты знал Его, любил Его, служил Ему в этом мире и был счастлив с Ним в мире ином! – прогрохотал старик. – Если ты не брался за катехизис, откуда тебе узнать, как спасти свою бессмертную душу?

Эсбери увидел, что ошибся и что пора избавляться от старого дурака.

– Послушайте, – сказал он, – я ведь не католик.

Старик фыркнул.

– От обязанности молиться это тебя не избавляет!

Эсбери чуть глубже опустился в постель.

– Я умираю! – выкрикнул он.

– Но ты не умер еще! – сказал священник. – И как ты думаешь встретиться с Богом лицом к лицу, если ты никогда не говорил с Ним? Что надеешься получить, если ни о чем не просил? Бог не посылает Святого Духа тем, кто об этом не просит. Попроси Его послать тебе Святого Духа.

– Святого Духа? – переспросил Эсбери.

– Ты до того невежествен, что никогда не слышал про Святого Духа? – спросил священник.

– Разумеется, я слышал про Святого Духа, – яростно проговорил Эсбери, – и это уж точно последнее, чего я жду!

– И можешь не дождаться, – сказал священник, свирепо глядя единственным пылающим глазом. – Хочешь, чтобы твоя душа была навеки осуждена? Хочешь лишиться Бога на всю вечность? Хочешь страдать от самой жуткой боли, хуже огня, – от боли утраты? Хочешь страдать от боли утраты всю вечность?

Эсбери беспомощно шевелил руками и ногами, как будто этот жуткий глаз пригвоздил его к кровати.

– Как Святой Дух может наполнить твою душу, если она полна мусора? – гремел священник. – Не придет к тебе Святой Дух, пока не увидишь себя, какой ты есть – ленивый, невежественный, зазнавшийся молокосос!

Он несколько раз стукнул кулаком по прикроватному столику.

Тут в комнату ворвалась миссис Фокс.

– Хватит уже! – крикнула она. – Как вы смеете так разговаривать с несчастным больным человеком? Вы его расстраиваете. Он мальчик еще. Уходите.

– Бедняга даже катехизиса не знает, – сказал священник, вставая. – Вам бы следовало научить его ежедневным молитвам. Не исполнили свою обязанность как мать. – Он снова повернулся к кровати и дружелюбно проговорил: – Я дам тебе свое благословение, а впредь ты должен произносить ежедневные молитвы неукоснительно. – Он положил на лоб Эсбери ладонь и пробубнил что-то латинское. – Звони мне в любое время, – сказал он, – и, если надо, мы еще потолкуем.

Он вышел, следуя за жесткой спиной миссис Фокс. Последним, что донеслось от него до Эсбери, было:

– В сущности-то, он хороший парень, но уж очень невежественный.

Спровадив священника, мать поспешила вновь подняться к нему – сказать, что вот, все вышло так, как она говорила; но, когда она его увидела, бледного, изможденного и опустошенного, увидела сидящим на кровати и смотрящим куда-то перед собой большими детскими потрясенными глазами, у нее не хватило духу и она поспешила обратно.

На следующее утро она решила-таки, что ему надо в больницу, – настолько он был слаб. «Ни в какую больницу я не поеду», – твердил он, мотая головой, где стучало вовсю, – казалось, хотел открутить ее от туловища. «Ни в какую больницу, пока я в сознании». Он с горечью думал, что если потеряет сознание, то она, может быть, потащит его в больницу, а там его накачают кровью и продлят его несчастье на долгие дни. Он был уверен, что конец близок, что он придет сегодня, и его мучили мысли о его бесполезной жизни. Он чувствовал себя оболочкой, которую следовало чем-то наполнить, но он не знал чем. Он принялся вглядываться напоследок во все, что было в комнате: в нелепую старинную мебель, в узор ковра, в дурацкую картину, которую мать повесила обратно. Он даже посмотрел на неистовую птицу с сосулькой в клюве и почувствовал, что она тут неспроста, но зачем – он не мог догадаться.

Что-то он искал – последнее, значимое, итоговое, то, что, он чувствовал, ему необходимо пережить перед смертью, пустив в ход свой собственный интеллект. Он неизменно полагался на себя, никогда не распускал нюни по неизъяснимому.

Однажды, когда Мэри Джордж было тринадцать, а ему пять, она заманила его, пообещав неизвестно какой подарок, в большую палатку, полную народу, а там протащила, хоть он и отворачивался, вперед, где стоял мужчина в синем костюме и красном с белым галстуке. «Вот, привела, – громко сказала она. – Я-то уже спасена, а теперь этого спасите. Он негодник и задавака». Он вырвался и дал деру, как трусишка, а когда спросил потом про подарок, она ответила: «Ты мог спасение получить, если бы подождал, а раз так ведешь себя, ничего не получишь!»

Чем ближе к концу дня, тем лихорадочней делался его страх, что он умрет, так и не пережив это последнее, многозначащее. Мать, вся в тревоге, сидела около его кровати. Она два раза звонила Блоку, но не могла его застать. Даже сейчас, думал он, ей невдомек, что он умирает и, тем более, что ему считаные часы