Твой рай - Джехи Лим

– Джуди, я продала дом. Дядя Чанхен помог мне решить этот вопрос. Я уезжаю в общину, надеюсь, навсегда. Надеюсь, я буду получать достаточно, чтобы оплачивать твою учебу и затем свадебные расходы.

– Как ты могла продать тот дом?! Это же была первая собственность отца на Хило. Ты знаешь лучше меня, как тяжело он трудился, чтобы купить его! Даже когда вы переехали оттуда, он не смог продать дом, несмотря на долги. Думаешь, раз я была ребенком, то я ничего не помню?

Джуди впала в ярость от этой новости. Наен такого не ожидала и не придумала выхода лучше, как закрыть глаза и погрузиться в свои мысли.

– Каждый раз, когда я приходила в этот дом, я чувствовала… Будто отец еще с нами. Ты даже не обсудила это со мной. Я же не маленькая, тебе нужно было мне сказать раньше!

Наен ничего не ответила, хотя могла бы сказать, что решение о продаже и ей далось нелегко. Возможно, Джуди была права. Это был дом, где рука ее мужа касалась каждого гвоздя и каждой стены. Они начали свою жизнь молодоженами в этом маленьком обувном магазинчике. Чансок всегда осматривал дом, когда приезжал в Гонолулу. Когда Наен решила выйти замуж за Чанхена, она хотела продать дом в первую очередь для того, чтобы заполучить средства для переезда в общину, но у нее также было сильное желание полностью стереть воспоминания о Чансоке.

– И вот сейчас он там медленно умирает… – После этих слов Джуди вылетела из комнаты, будто эти слова рвали ее на части изнутри.

В последнее время, когда Наен смотрела на Чанхена, она нервничала совершенно без причины. Нет, причина все же была. Он возвращался домой все позже и позже. Наен чувствовала тревогу. Не было смысла обвинять его в чем-либо. Но ее тревожные чувства только подхлестывали подозрительность. В Товарищеской общине пока прогресса не было, и об их свадьбе Чанхен тоже перестал говорить. Наверное, это было основной причиной нервозности Наен.

Вот и сегодня Чанхен вернулся очень поздно.

– Я должна освободить дом через десять дней.

Чанхен, казалось, глубоко задумался, услышав слова Наен, и она подумала, что эта холодность странна.

– Когда я получу остаток платы за этот дом, мы вложимся в переезд и сможем уехать отсюда.

Наен хотела сказать, что она делает для него все, и еще, честно говоря, хотела сказать, что расстроена тем, что он приходит домой так поздно и не хочет ходить вместе в церковь. Наен безумно донимали мысли о женщинах, которые в своей обычной манере крутятся около него в церкви.

– Я готова пожениться, если ты готов. Я в своем выборе уверена.

Услышав слова Наен, Чанхен раздавил в пепельнице сигарету. Звук выдыхаемого дыма был необычно громким – как тяжелый вздох. Его брови подскочили высоко вверх – это было привычкой, сигнализировавшей о глубокой задумчивости. Наен утешала себя мыслями о том, что ее отношения с ним уже так глубоки, что она может распознавать значение каждого его движения. Но одновременно терзалась вопросом, какую же ошибку совершила на этот раз. Наен не могла понять его поведения – никакой реакции даже на слова о свадьбе, которые непросто ей дались.

– Знаешь, про общину… Дела у них идут не очень хорошо. Я слышал, что они заняли много денег у банков, потому что изначально неверно все рассчитали…

Наен была рада, что он наконец заговорил. Однако о браке все еще не было ни слова. Она подошла ближе и села рядом.

– Ты ведь знаешь, что я не могу провести без тебя ни дня, да? Если мы будем вместе, то я готова хоть в общину, хоть на Кауаи, хоть на Мауи… Да куда угодно.

Наен говорила от чистого сердца. Когда Чанхен кивнул и погладил ее по спине, она еле сдержала готовые пролиться слезы. Его поведение убеждало, что их отношения не изменились.

– Что с тобой приключилось за эти дни?

Чанхен не оттолкнул Наен, когда она уткнулась ему в грудь. А, напротив, тепло обнял ее. Он до сих пор считал, что она – прекрасная женщина. Чему он не мог доверять, так это своему сердцу, – возможно, потому, что он привык за долгие годы быть один.

Наен же была расстроена: ей казалось, что Чанхен отдаляется от нее безо всякой причины. Какой же она была одинокой все это время! Она больше не могла представить себе жизнь без него. Когда его рука скользнула по телу Наен, она подумала, что, наверное, переживает напрасно. Наен не испытывала ничего подобного, когда жила с Чансоком. Ей хотелось верить в то, что вот сейчас у нее была настоящая любовь. А как иначе назвать это чувство?

«Лагерь девять» был переполнен, как банкетный зал. В воздухе разносился ароматный дух костра, знакомые с утра подтягивались один за другим. Это был день венчания Тэхо и Чохе в церкви Эва. Пришло множество корейцев, и различить гостей невесты и гостей жениха было непросто. Все знали друг друга, были соседями и прибыли на Пхова примерно в одно время.

Вид людей, красиво одетых в европейские костюмы, бок о бок с теми, кто был облачен в ханбоки, вызывал улыбку на лице. Люди из других лагерей тоже улыбались, поглядывая на молодоженов с любопытством.

Единственным человеком, который выглядел счастливее невесты, была Симен. Она казалась чуть вымотанной, как студентка, которая только что сдала трудный экзамен и ждала приятных каникул. Именно поэтому ханбок, который был на ней, выглядел легким, как крылышки стрекозы.

Стелла, приехавшая из Бостона, была одета в светло-фиолетовое платье, а на голове у нее красовалась широкополая шляпа. Она резко выделялась среди других свадебных гостей. Оглядывая зал для церемонии, Стелла держала за руку своего сына Марка-Сынвона Паксо.

Тэхо на миг запнулся, очутившись перед Стеллой. Она выглядела гораздо более взрослой и куда здоровее, чем несколько лет назад. Из всех присутствующих Стелла смотрелась самой ослепительной.

– Стелла…

Тэхо хотел бы искренне извиниться перед Стеллой. Если бы в церкви их было только двое, он упал бы ей в ноги и покаялся. Но каждый раз, размышляя над этим, он не мог толком сформулировать, за что именно должен просить прощения. Когда произошел тот инцидент на кладбище, Тэхо не чувствовал, что совершает насилие. Запах молока замутил его сознание, и он будто совершал какой-то обряд. Тем не менее это происшествие навсегда сохранилось в его