Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Девица и правда оказалась странной: воротник пальтишка поднят высоко, прикрывая щеки, сверху платок повязан на лоб, до самых глаз и на плечи. Явно не желала быть узнанной. И Модест узнал ее не сразу.

– Принесла? – спросил он, едва она закрыла за собой дверь.

– Угу, – кивнула она, осматривая комнату. Презрение и разочарование слишком откровенно нарисовались на ее лице, чтобы Андрей не заметил.

Когда барин договаривался с ней о поручении, он выглядел прилично. Знатный и хорошо одетый. Не просто дворянин, а деловой франт. А жил-то, вон, в конурке. Один диван да стол, не шибко чисто, да еще и темно. Но барин был тот же самый, и она протянула сверток.

– Не старое какое? Точно ее?

– Какое старое? Нет у них старого ничего. Все новое, красивое, в магазине мадам Цихлер куплено.

– Хорошо.

– Носила его барышня достаточно. На прогулку они часто ходят. Все видели. Все как вы сказали.

– Ладно. – Модест отсчитал ей сумму, на которую они договаривались. – Через два дня приходи. Обратно заберешь.

Девушка кивнула, довольно отметив, что, несмотря на замызганную комнату и какие-то странности с этим барином, денег он отсчитал прилично. Как обещал.

Она покинула комнату. Модест слышал, как она глухо взвизгнула где-то в глубине дома, должно быть, от не самого почтительного знака внимания Егора.

Андрей посмотрел на сверток, который лежал на стуле. И в его взгляде на обвязанную бумагой тряпку было с избытком злости, которая никак не унималась, унижения и надежды, что месть наконец-то свершится и все мучившие его страсти отпустят. От этого взгляда сверток мог бы вспыхнуть. Но он спокойно лежал на стуле.

Девица выбежала на мокрые серые улицы. Окинула взором дом, будто запоминая, куда ей надлежит прийти еще раз, через несколько дней. Два дня – недолго. Пока можно барышне и другое пальто подсунуть, тем более дождь зарядил, похоже, основательно. Темная одежда больше подходит. А про это сказать, что чистят долго. Барышня не побьет и даже не накричит. Барышня хорошая, спокойная и добрая.

Барышня хорошая, а она вон как поступила. Отдала ее пальто постороннему человеку. Мужчине. А что он с ним будет делать? Ничего такого и не сделает, если возвращать собрался.

Не иначе, ворожить станет. Говорят, за Трехчастным мостом пророчица живет, не только будущее предсказывает, а заговаривает на любовь или на деньги. Для этого вещь человека нужна. Вот этот барин, наверное, в барышню влюбился и хочет приворожить. Нехорошо это – силой заставлять человека любить. Зря она позарилась на оплату.

Девушка покусала губы от досады и шмыгнула носом. Да кто ей эта барышня? Она даже не у нее служит! А тут целых сто рублей. И батюшка в церкви учил, что нельзя в такое верить, в колдовство. Грех это. Надо молиться усердно, и никакие черти тебя не приберут. Так что ничего-то страшного она не сделала. Глупости это все. Только надо листья платана купить в лавке, перед тем как за пальто пойдет. Они от колдовства хранят.

Сто рублей грели карман. Угрызения совести таяли быстрее, чем снег в луже.

Глава 33

Сильве, она же Сашка Дыбенко, не везло от рождения. Она не родилась ни в знатной семье, ни в богатой, ни красавицей, ни счастливицей. Зубы кривые, глаза маленькие, мать служанка в дешевом трактире, отца она и вовсе не видела. Вот только грудь хороша. Больше никаких подарков судьба не подкинула. Сильва ее и выставляла. Когда в декольте поглубже она проходила поближе, то у мужиков отключался мозг. С такими достоинствами, казалось бы, одна дорога, но Сильва выбрала театр.

Правильно нанесенный грим перерисует многие недостатки, а нехватка ткани на груди и вовсе сделает из тебя красавицу. Однако долго ее фурор не продлился – режиссер нашел с такими же выдающимися округлостями, но посмазливее. В служанки она не хотела, грязь убирать даже за господами противно, а потому так и осталась в театре на мелких ролях. Без успеха, зато не шибко голодно.

Когда странный господин, которого привели Думка и Килька, осмотрел ее внимательно и отыскал в ней неизвестные ей достоинства – подходящий рост и цвет волос, она удивилась. Когда он сказал, что нанимает на хорошую роль, она даже про настоящий театр подумала. Но нет, речь шла не о театре. Впрочем, обещанная оплата компенсировала разбитые иллюзии.

Ничего особенного в роли не было. Ей все подробно объяснили. Там играть-то ничего не надо. Так, постоять рядом. Молодого человека ей показали два раза. Сильва его и близко поглядела, не ошибется. В кабинеты мадам Боден она и раньше ходила, у нее там бывшая подруга по сцене работает старшей горничной.

Ну если только с Думкой и Килькой делиться придется, так она много не даст. Они все равно не знают, сколько барин отвалить обещал.

К представлению Сильва готовилась тщательно. Хорошенько помылась с розовым мылом, белье чистое надела и платье простое, неяркое, ну и пальто, которое ей барин принес. Никаких каблуков, простые ботинки, чтобы одного роста быть с барышней, которую она играла.

Кабинеты мадам Боден имели хорошую славу. Туда только знатные господа ходили и любовниц, соответственно, не из простых приводили. Своих барышень мадам Боден не держала, она приличное заведение имела, только комнаты сдавала, красивые, чистые и дорого обставленные. Сильве подруга показывала, тайком, когда горничной работать звала. Там внутри все было не просто богато и дорого.

Саша-то всякое видела. Однажды они постановку давали у какого-то графа и у них гримерка оказалась вся в золоте, с хрустальными светильниками и зеркалами в полстены. Он даже слуг отрядил на помощь актерам, чаем поить велел и кормить.

У мадам Боден было очень необычно. Темно, светильники едва светили, все портьерами бархатными завешано и в зеркалах словно тени скользили, до того все таинственно. На полу лежали мягкие ковры, на стенах висели картины с обнаженными девушками.

На входе портье стоял и сразу дверь открывал, чтобы на улице господа не задерживались и на глаза случайно кому-нибудь любопытному не попались. Еще в карты там играли. Тоже знатные господа да молодые дворяне. Но эти вываливались гурьбой, им до секретности никакого дела не было.

Внутрь Сильва попала без препятствий. Не то выглядела по-настоящему, словно молодая барышня, которая пришла на свидание, одета-то была хорошо, говорить много не говорила, лицо капором прикрыла, делала вид, будто не хочет быть узнанной. А может, нравы у них такие были свободные.