Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Ольга испытывала истерические приступы обиды, злости, еще целый ворох эмоций, от которых она дрожала всем телом. Ей хотелось в неистовстве кричать и топать ногами. Ей сегодня в лицо сказали, что она находилась там, где ее не было, и убеждали, что это она запамятовала или ошибается.

– А-а-а! – не выдержала Ольга, сжав кулачки.

Сегодня утром, после того как Ленский не захотел ее видеть, она пришла в ресторан Талона, где три раза в неделю завтракали барышни, которых Оленька считала подругами. Госпожа Зимина пригласила ее присесть за столик и выразила сочувствие, что ее так неудачно застали в комнатах мадам Боден.

– Варвара, а помните ли вы, что мы с вами и Татьяной в тот вечер пили чай в кофейном доме «Азалия»? – напомнила ей Ольга, сдерживая улыбку. Тогда она еще пребывала в уверенности, что это недоразумение быстро рассеется. – Вы припоминаете, во сколько мы расстались?

– Почти в шесть, – так же мило улыбаясь, отозвалась Варвара Зимина.

– А до скольки работает шляпный салон? До шести? – продолжила Ольга.

В этот раз кивнули все собравшиеся дамы.

– Стало быть, дамы, которые якобы видели меня напротив этого салона, находились там не позже шести, иначе бы он был закрыт? От кофейного дома до комнат мадам Боден не менее получаса езды. Как, по-вашему, я могла расстаться с вами около шести и в это же время оказаться у мадам Боден?

Ольга ждала удивления и осознания ошибки, бессовестности сплетен, но получила совершенно замечательный ответ:

– Должно быть, вы очень спешили на свидание к возлюбленному!

И вдобавок еще три кивка от барышень, которые сидели с ними за столом.

Оленька чуть в обморок не упала от такой глупости и до побелевших костяшек пальцев вцепилась в стол.

– Это была не я! – четко и размеренно произнесла она.

– Но вас видели. И это точно был Евгений Онегин.

– Варвара, вы лично видели меня в кофейном доме! Вы верите сплетням или собственным глазам?

– Возможно, я ошиблась, – пробормотала та, – и вы ушли намного раньше шести.

Ольга столкнулась с абсолютно невероятной, никак не преодолимой глупостью. Люди не верили себе и своим глазам, не желали замечать очевидных несостыковок, зато с возмущенными, изумленными и ошарашенными лицами повторяли услышанные сплетни, искренне им веря. Ни в какую не желали знать что-то другое.

– Анна! – Ольга обернулась к другой девушке. – В тот же день, тремя часами ранее мы встретились с вами в салоне мадам Цихлер. Мы поздоровались и перекинулись парой фраз. Вы это помните?

– Конечно, – кивнула Анна. – Я забирала свое платье. Оно сейчас на мне. – И она жестом призвала полюбоваться обновкой.

– Прекрасно. А в каком пальто я была? Вы помните? – Ольга все еще надеялась, что подруги опомнятся.

– В пальто цвета экрю, – отчиталась Анна, демонстрируя знание всех модных в этом сезоне оттенков. – В том самом, в котором пришли сюда.

– А в каком пальто я была, когда меня видели с Онегиным выходящей из комнат мадам Боден?

– Голубое с фиалками, – почти хором подтвердили все три девушки.

– Мне Дивеева сказала.

– А мне сама Нинон.

Ольга устремила на них вопрошающий взгляд, ожидая, что приятельницы сообразят сами, но те как ни в чем не бывало хлопали глазами. Тогда она подсказала очевидный вывод, которого жаждала от них.

– Могла ли я после магазина успеть доехать домой, переодеться и уже к четырем быть в кофейном доме «Азалия»? Вы, вероятно, вспомните, Варвара, что я пришла несколько раньше четырех?

Варвара кивнула и нахмурилась, будто припоминала.

– Неужели я перепутала цвета? – ахнула Анна. – Наверное. Мне так нравится ваше пальто цвета экрю, что оно мне всегда на вас мерещится, дорогая Оленька. Как бы я хотела, чтобы этот цвет был мне к лицу!

Анна легонько погладила Ольгу по руке. Она не шутила и не осуждала. Они все искренне старались ее поддержать в сложной ситуации.

У Ольги закружилась голова. Ей хотелось завыть от ярости и бессилия. Она выбежала из ресторана, опрокинув на Анну чашку с кофе. Опрокинула случайно, но до нее донеслись женские вскрики.

«Надеюсь, она обожглась!» – мстительно подумала Ольга.

Половину пути она бежала домой и слезы ручьями текли по щекам.

«Какая же все это глупость! Ложь, клевета, жестокие сплетни! Из-за этой бессмыслицы и глупости-глупости-глупости… – Ольга едва не задохнулась от ужаса, – глупости и лжи Ленский вызвал Онегина на дуэль».

Стоило вспомнить об этом, ей виделось тело Владимира на земле и кровавая лужа, медленно растекавшаяся вокруг. Перед глазами все мутнело, ноги подкашивались. Дома она долго сидела в кресле, тупо уставясь перед собой. Одетая. Не в силах подняться и раздеться. На столе валялось это проклятое письмо. В каждой его строчке Ольга видела только одно слово – дуэль.

– Задета твоя честь! – Мать то заламывала руки, то поджимала губы. Она никак не могла определиться, как относиться к происходящему. – В мое время следовало поступить следующим образом…

– Мама, какое имеет значение моя честь? – перебила Ольга. – Это вранье и домыслы. Рано или поздно правда откроется. Все поймут. Но сейчас… сейчас надо что-то сделать, чтобы остановить… – она осеклась, не в силах произнести это слово. Как будто, если она его скажет, выстрелы прогремят прямо сейчас.

– Тем более надо этому открытию помочь, – согласилась мать. – Следует попросить о покровительстве какой-нибудь важной и значимой в свете особы, которая развеет эти слухи. Публично обнародует правду.

Ольга тяжело вздохнула и бросила на мать усталый и обиженный взгляд.

– Маменька. – У Татьяны получалось быть спокойнее. – Оленька хочет сказать, что сейчас мы попали под удар сплетен, но этот скандал уладится. – Она немного помедлила и добавила: – Сам по себе или при помощи влиятельной особы. Но на это уйдут дни, возможно недели. А дуэль между Онегиным и Ленским состоится в самое ближайшее время. – Татьяне тоже с трудом давались эти слова, но она договорила: – Дуэль может унести одну или обе жизни. А тот, кто останется… жив, окажется в тюрьме, поскольку дуэли противозаконны. Нет у нас времени. Дуэль надо остановить сейчас.

Мать семейства кивнула.

– Но Оленька не должна говорить, что ее честь – это несущественная мелочь и неважна. Это самое главное для девушки.

Прасковья Ларина тоже предпочла разговаривать с Татьяной. Ее спокойствие и бесстрастность, которые в иные времена представлялись недостатками для молодой барышни, сейчас пришлись очень кстати. В Ольгу же словно бес вселился. Она металась по комнате, рыдала, злилась и даже грубила матери.

«Это ее столица