Романолуние - Анна Кимова

– Нужна мне.

Еще поцелуй.

– Ты…

Поцелуй.

– Мне…

Поцелуй.

– Нужна.

И сорвался в шквал.

Почти сразу Даша стала отвечать.

Это была самая невероятная ночь в его жизни. Он так сильно хотел ее всё это время, что бодрость не покинула до самого утра. Но была ложка дегтя. Точнее, половник. Он ни разу, как ни старался, не довел Дашу до точки кипения. Она всё время блуждала где-то рядом, но до конца не доходила. Роман не хотел подключать тяжелую артиллерию, и действовал только пальцами. Это было его главное оружие, которое всегда срабатывало, и он поставил задачу справиться так, но не вышло.

Он очень хотел попробовать ее, но решил оставить самое приятное на следующий раз, поэтому не прикоснулся губами даже к груди. Роман намеренно обходил ее стороной, видя, как Даша каждый раз напрягалась от одного предвкушения. Но он не делал. Только пальцы. Ниже он тоже бродил в переулках, но до места не добирался даже руками. Памяту́я об их первом ра́зе, Роман знал, как Дашино тело может на него отзываться и хотел добить ее одними чувственными прикосновениями и… главным процессом. Не вышло. Это немного задело… Но лишь распалило. Он всё решил. Сразу после корпоратива он запрется с ней на Фрунзенской набережной и будет мучить, пока не наступит Новый год. Там уж он не станет себя ни в чем ограничивать.

Заснули только под утро. Проспали… а сколько именно?? Полярная ночь в Мурманске это ни с чем не сравнимая штука… Когда смотришь на часы: девять. А чего именно? Дня или вечера? И вот чешешь хмельную головушку, в которой опять одна Даша сплошная, и думаешь, весь день проспали? Или несколько часов? Ведь девять утра и девять вечера абсолютно одинаковы. На улице горят фонари, слышен шум повседневной жизни. Суета предновогодняя… Детские голоса. На санках катаются! Так, экран телефона… АМ? РМ? Соображай, Чернышев, в каком ты времени суток находишься… Нет, всё же АМ. Утро, значит. А Дашенька спит… Да так нежно, что будить рука не поднимается…

И Роман подумал о том, что очень хочет такой же предновогодней суеты. Ведь в его жизни ее никогда не было. Разве что в самом раннем детстве. Так захотелось вернуться в то состояние мальчишеского ожидания чуда. Коньки подарят? Или всё же щенка, как он просил? Да и коньки – тоже было бы хорошо.

Он встал. Подошел к окну. В глазах зашкворчало. Как давно он забыл, что такое… счастье.

Роман посмотрел на Дашу. Спит, зазноба. Жизнь его целая, в одеяло укутанная. Вся его жизнь, заключенная в маленькой хрупкой оболочке. Как смерть Кащея, иголка в яйце. Только еще более ломкая. И ему всерьез захотелось заплакать. Впервые в жизни, как это всегда у него случалось только с ней. Оттого, что так несправедлива жизнь. А он ведь раньше об этом никогда не задумывался.

Что с ним будет, если она умрет? Наверное, он никогда больше не станет прежним. Хотя он и сейчас уже не станет. Сломалось что-то внутри. Проникло в сердце осознание того, что существует понятие «жалко». Нет, не «жалостливо», от этого слова его тошнило. Именно «жалко». Жаль, что жизнь бывает так несправедлива к лучшим своим представителям.

31.

Как только прилетели в Москву, Роман распорядился заехать в Ре-стор. Купили ей новый телефон. Вытащила симку из разбитого, отдала продавцу, тот установил, синхронизацию сделал. Хотя… Что там синхронизировать было, если Роман точно знал, что где-то у нее лежит основная сим-карта… Эх, Даша, Даша, горе-маскировщик… Кому надо, тот ведь ее за неделю вычислить сможет… И это, даже не привлекая нормальную контору, а так, перебиваясь деятелями из прошлого века, которые в основном только и умеют, что под окнами дежурить. Если бы Роману остро понадобилось узнать всё и сразу, он бы за пару суток имел доскональную информацию. Но директор спецотдела не хотел привлекать внимания к своему интересу. Даша слишком много значила для него, чтобы он подсвечивал свое отношение к ней перед кем-то, кто впоследствии мог бы использовать это против него.

Роман вышел на улицу, достал телефон.

– Ну? Есть что?

– С восемнадцати лет у него была гонорея. Лечение назначали несколько раз. Видимо, не пил таблетки нормально.

– Я так и думал. По времени слишком уж сильно сходилось. Таких совпадений не бывает. Что-то еще?

– Целыми вечерами тусуется во дворе. С дружками сидит, но цель ясна: ее поджидает.

– Так… Сейчас где? На работе еще, надеюсь?

– Да. Но сегодня пятница, тридцатое декабря. Так что я бы на вашем месте побеспокоился о том, что может вернуться и раньше.

– А что мне беспокоиться? Если что – вы́ об этом побеспокоитесь. Но мы скоро уже будем. Думаю, через час, не позже.

Когда сели в машину, Роман сказал:

– Даша, вечером – корпоратив. Стартуем прямо из офиса. Надо быть не позже шести.

– Я не пойду, Роман Сергеевич.

– Почему?

– Сегодня мой последний рабочий день. Так что корпоратив ко мне никакого отношения не имеет.

Роман остолбенел. Здрасьте, приехали! Никогда не было, и вот опять…

– Даша…

Посмотрела. Опять грусть в глазах. Как тогда, раньше. Вселенская.

– Роман Сергеевич…

Нет, он не даст ей произнести ни слова! А то еще наговорит ему такого, что потом уже ничего не исправишь. Позже выяснит, что она опять учудить пытается. И разбираться он с этим тоже будет позже. Сейчас не время. Иначе может стать поздно.

– Даша, ваш первый рабочий день како́го числа был? Припомните, пожалуйста.

Она осеклась. Моргнула. Думает, вспоминает. Бинго! Он прямо в точку попал! Был всего один шанс из ста остановить эту сумасшедшую девчонку, и он его использовал! Всё же не зря Роман Чернышев свой хлеб ест…

– Пятого вроде.

– Вот именно. Пятого декабря. А сегодня какое? Тридцатое. Вы еще не отработали причитающегося мне по контракту месяца. Он кончится только четвертого января.

– Так праздники же…

– У кого? Директора спецотдела по межстраново́му взаимодействию? Вы серьезно? Да у меня начало января еще хуже, чем конец декабря! Год откроется, а вся страна гуляет. Я один на посту и буду. А мне одному быть никак нельзя. Тут же трудоспособность снизится. Даже коньяк не поможет. Так что без вас никак.

Сидит, размышляет.

– И вы меня, правда, после четвертого отпустите?

– Слово джигита! Так что корпоратив этот пока еще к тебе… к вам… имеет самое прямое отношение.

Замолчал. Присмотрелся. Вроде сработало. Во всяком случае, не отказывается. Надо