Романолуние - Анна Кимова

Елку нарядили за десять минут: он обмотал дерево гирляндами, а Даша разложила на ветки цветы. Получилось просто здорово, Роман такого даже не ожидал.

– Даша, это круто!

Она улыбалась. Ей тоже нравилось.

– И мандаринок не понадобилось…

– Вот и хорошо. Не для того их брали. Я хочу их все съесть. Перед тем, как доберусь до тебя.

Он почистил одну, подмигнул и стал грызть ее, мотая головой от удовольствия.

– Елки зеленые, сто лет не ел мандаринов! А таких сладких вообще никогда!

– Это сейчас самый писк. Мини мандарины называются. Китайские, как и всё сейчас.

Роман почистил один для Даши, второй – для себя. Положил в рот, а кожуру бросил под елку.

Смотрит. С непониманием.

– Отец так всегда делал. С детства помню, говорил, что так аромат Нового года дольше в воздухе сохраняется.

Даша улыбнулась. Роман дожевал.

– Вкусно. Очень вкусно. Но ты – вкуснее!

Он подлетел и оторвал ее от пола. Какая же Даша все-таки легкая! Вроде и рост не маленький, но весит, что пушинка. Донес до кровати. Уложил на покрывало, залег сверху. И приступил к самому долгожданному событию года. Медленно. Чувственно. Упрямо. Прошептал на́ ухо:

– Сегодня я не успокоюсь, пока тебя не прикончу.

Потом в другое:

– Решил сразу предупредить, чтобы знала.

Навис над ней и посмотрел в глаза. Серьезно, без шуток. И сказал:

– Сопротивление бесполезно, только измотаешь себя и меня. Так что давай поработай. Расслабься, освободи голову. Только она тебе и мешает.

Это продлилось почти два часа. Без единой остановки. Роман едва не потерял надежду, но он не привык сдаваться и упрямо делал свое черное дело. Даша стонала и извивалась, в этот раз их близость больше походила на борьбу.

От его пальцев она покрывалась мурашками, а губы Романа доводили ее до состояния, когда она едва не просила пощады. Нет, Даша не говорила ни слова, но он чувствовал тако́е напряжение в теле своей женщины, что казалось, у нее порвутся жилы. Ему еле удавалось удерживать ее, одновременно лаская, она так и норовила выскользнуть, вывернуться, убежать от его ласк, но он не давал. Роман видел, что для нее его губы – это что-то почти нестерпимое, на грани с мучительным, но всё же не скатывающееся в неприятное.

Почти постоянно Даша была на пределе. Временами Роман ненадолго давал ей передохнуть, чтобы не измотать вконец. Но это были лишь непродолжительные передышки. Затем она снова натягивалась как струна. Он хотел, чтобы сегодня они сделали это одновременно, как тогда, в их первый раз, и поэтому решил, что до последнего продержится и не возьмет ее. Вчера ночью ведь брал без конца, но так и не смог заставить ее дойти до точки. Поэтому – только ласки, объятья и поцелуи, и лишь когда она будет готова взорваться, он сделает самое главное. Но один раз Роман всё же не удержался. Он должен был дать себе хоть немного разрядки. Иначе взорвался бы сам.

Даша была порывистым ветром, как тот, что налетает перед грозой. То стихала, то вдруг накапливалась и начинала шквалисто биться, поди удержи ее в руках. На это требовалось много сил, и они у Романа были, только вот терпения не хватило. Видеть ее страсть и не откликнуться было невозможно. Но он ни на минуту не хотел прерывать своих ласк, и, чтобы не покидать ее, в последний момент привлек к себе и… предложил поучаствовать. Даша приняла его жест. Попробовала. Простонала. Еле слышно, будто от удовольствия. Как же чертовски приятно это было! И Роман кинулся в бой с еще большим энтузиазмом.

Он всё же довел свое дело до конца. А когда это случилось, тихо рассмеялся, продолжая еще задыхаться. Даша лежала на боку, он отодвинул ее волосы, обхватил ладонью за шею ниже их кромки, потом погладил по голове. Уткнулся в волосы носом.

– Теперь так будет всегда. Даша.

Она тяжело дышала.

– Поняла? Скажи, хочу услышать твой голос.

– Да, Роман Сергеевич.

Он усмехнулся:

– Какой я тебе теперь Роман Сергеевич?

Подобрался к уху:

– Рома. Скажи.

Молчание.

– Скажи это, ну же!

Снова ни звука, упрямая девчонка! Он развернул ее голову к себе лицом.

– Сейчас выйду, у тебя две секунды. Скажи.

Смотрит. В глазах растерянность. И нежность. Ну наконец! Ладно, позже ее дожмет, будет еще время.

Роман выскользнул, и они прошли в ванную.

– А теперь пошли есть по-настоящему. Я проголодался. Ты мне все нервы вымотала, от этого всегда хочется есть.

Она зашла в спальню и набросила на себя его рубашку, последовала за ним в кухню. Роман достал из пакетов заказанную в ресторане еду, выложил на стол. Даша стояла, прижавшись спиной к холодильнику. Ох, и зря она это…

Налетел на нее, даже не понял почему. Как-то само получилось… Вжал в дверцу, посмотрел в глаза. Скользнул ниже. И всё, опять пошло-поехало… Да что же с ним такое делается-то, люди добрые?

– Дашка, ты просто ходячий секс!

К шее поднялся.

– Никак не могу тобой насытиться…

До уха добрался.

– Маньяка из меня сделала какого-то сексуального…

Поцеловал. Она ответила. Робко, будто задумчиво.

– Ведьма, ты, Дашка…

Пришлось снова дуть в ванную. Умывались. Но Даша опять стала какой-то грустной. Вроде бы неуловимо, но Роман ее читал как открытую книгу, враз мог услышать даже самую тихую ноту зарождающегося настроения. Не стал спрашивать. Позже прощупает.

Ели молча. Даша вроде выглядела обычно. Но он видел, что что-то опять не так. Она будто держалась, пытаясь сделать всё, чтобы он не увидел ее… боли? Сомнений? Неуверенности? Да, определенно, чего-то такого. Роман решил аккуратно ступить на эту зыбкую почву.

– Даша, мне очень хорошо с тобой.

Посмотрела. В глазах непонятная каша из чувств. Вообще ничего разобрать невозможно.

– Тебя что-то беспокоит?

Встала, повернулась к Роману спиной, прошла к окну, залипла. Он подошел сзади и обнял.

– Что такое? Скажи.

– Ничего, Роман Сергеевич.

Ох и девка… Опять Роман Сергеевич, что б ей… Ладно, он пока потерпит. Это всё равно не самая большая дурь из того, что может творить его женщина. Он немного подумал. Мелькнула мысль, решил проверить:

– Ты из-за бесплодия переживаешь?

Молчание, но плечи напряглись. Похоже, в точку попал.

– Даша, меня это совершенно не парит. Я всё равно не планировал больше заводить детей.

Роман развернул ее к себе. Смотрит в сторону. На лице отпечаток горечи. Взял за подбородок. Посмотрела в глаза. Спокойно так, но почти обреченно.

– Ты – классная. Брось об этом сокрушаться. Жизнь продолжается.

И