Дураки все - Ричард Руссо

залпом пил дорогое вино, которое положено смаковать, пока не осушил бутылку? Во сколько обошелся Кэрис этот ужин? Бараньи отбивные десять с лишним баксов за фунт, запросто. Почему он не попросил Кэрис по дороге домой заехать в винный и не купил что-нибудь к столу?

Дурное предчувствие тут же сменилось паникой. Что он натворил? В какой момент вечера все пошло наперекосяк? Глупость постфактум противилась ясности. Он каким-то образом умудрился испортить совершенно прекрасный вечер, это очевидно. Как он сразу не догадался, что так и будет? Всепоглощающее блаженство, охватившее его этим знойным летним вечером в обществе привлекательной молодой женщины, – дурной знак, и Реймеру следовало это понять. Ведь всю его жизнь столь глубокое удовлетворение пророчило не что иное, как катастрофу. И разве тот факт, что в какой-то момент исчез его жуткий страх перед Кэрис, намекал на что-то другое? Кэрис страшный человек. А если тебе не страшно, значит, ты чего-то не замечаешь.

Кстати… а где Кэрис? Что с нею случилось? Она собрала грязные тарелки – на Реймеровой высилась груда бараньих костей, неужели он брал их в руки и обгладывал? правда? – и унесла на кухню. Реймер хотя бы предложил ей помочь, встал и открыл ей дверь? Он не помнил, а значит, навряд ли. Нет, он сидел себе сиднем, сытый, пьяный, довольный, с лоснящимся подбородком. Зазвонил телефон, Кэрис ушла на кухню, сняла трубку на длинном шнуре и направилась в соседнюю комнату. Слушая ее удаляющийся голос (“Нет, все в порядке… послушай… я же тебе говорила… ты вечно психуешь на пустом месте”), Реймер подумал, что, пожалуй, не будет ничего дурного, если он на минутку прикроет глаза. Наверняка он услышит, когда Кэрис вернется на кухню и повесит трубку. Он уснул под гуденье пузатых жуков, бьющихся в дверную сетку, – на кухне горел свет.

Сейчас на этой же кухне стоял зловещий мрак.

Небо на юге вспыхнуло, на мгновение осветив низкие облака, и вновь потемнело. Раздался густой раскат грома, с юга надвигалась гроза. Она была еще далеко, но уже явственно пахло озоном. Снова поднялся ветер, на этот раз сильней, и угли в гриле – то, что от них оставалось, – полыхнули багрянцем, превратившись в змеиные глаза. Интересно, который час? – подумал Реймер и взглянул на запястье, но оно пустовало. Часы остались на его столе в участке. Почему он не надел их перед уходом? Зачем вообще снял? Можно ли определить время по углям в гриле? Когда он уснул, на брикетах еще раздраженно плясало пламя. Теперь от них оставались лишь угольки не крупнее стеклянных шариков, да и те вот-вот погаснут. Долго ли прогорают брикеты? Пару часов? Больше? На улице непроглядная чернота. Оттого ли, что сейчас три часа ночи, или здесь тоже вырубилось электричество? Реймеру отчего-то было жизненно важно понять, сколько времени пролетело, точно это могло измерить тяжесть его положения.

Почему же Кэрис не вышла, не растолкала его, не спровадила домой? Может, она пыталась, но не смогла его разбудить? Может, он и не спал? А потерял сознание? Вполне вероятно, учитывая, какой выдался день и что он не ел почти сутки. Он знал, что не умеет пить. Если ему случалось перепить, Бекка горько жаловалась, что его не добудиться. А значит, Кэрис наверняка сердится на него, да и кто ее обвинит? Он сожрал ее баранину, выдул ее дорогое вино и отключился, когда она пошла за десертом. Проснулся он в темноте, растерянный и одинокий, – так ему и надо. Завтра в участке Кэрис наверняка добавит к списку прегрешений и сегодняшнее его непростительно хамское поведение.

Реймер встал, дернул сетчатую дверь – впустую. Серьезно? Его здесь заперли? Снова поднялся ветер, пробрал его до костей. Реймер тихонько постучал. Никто не ответил. Он постучал громче.

– Кэрис?

Тишина.

Ого. Это как же она разозлилась, что закрыла его на террасе? Да и с чего? Реймер тут же смекнул, в чем дело. Мужчина, который ведет себя так, как он сегодня вечером, наверняка способен и на худшее безрассудство. Что, если, очнувшись от пьяного ступора, он среди ночи вломится в спальню к Кэрис и попытается ею овладеть? Смешно. Реймер так никогда не поступил бы, но Кэрис-то об этом не знает.

– Кэрис! – снова окликнул он, удивленный отчаянием, сквозившим в голосе. – Вы здесь?

Вновь тишина. Прежде он действовал исходя из предположения, что Кэрис легла спать, теперь же ему в голову пришла мысль пострашнее. Может, Кэрис сидит сейчас в темной гостиной и упивается его муками. Если так, звать ее без толку. Но даже если и уснула, неужели он действительно хочет ее разбудить? Нет, но знаете что? Торчать в грозу на террасе ему тоже не хочется. Терраса, конечно, под крышей, но до крыши не меньше дюжины футов, потому, если дождь будет косой, Реймер мигом промокнет до нитки. И молния, отыскав металлическую крышку гриля, поищет себе заземление, и Реймер, мокрый насквозь, его обеспечит.

– Кэрис? – крикнул он уже громче, приложив ко рту рупор ладоней, чтобы направить звук внутрь дома и не разбудить соседей. – Ну простите меня, ладно? Я не осуждаю вас за то, что вы на меня рассердились. Но не могли бы вы впустить меня? Я домой хочу.

А вдруг он этими словами оскорбил Кэрис? Возможно. Он даже представил, как под дверью ее спальни покажется желтая лента света и выйдет разъяренная женщина в банном халате. “Это еще что такое? Вы хотите домой. Наелись баранины, напились каберне и больше я вам не нужна? Вы это имели в виду? Потому что я и это включу в свой список”.

Странно, что в его воображении Кэрис говорила насмешливым “черным” голосом, каким общалась с ним по рации, хотя этим вечером синтаксис и интонация, безошибочно выдававшие ее расу и место рождения, улетучились. Она говорила почти как ее брат, разве что без его напыщенной манеры. Или Реймеру это лишь показалось? Он даже чуть не спросил об этом у Кэрис, но разговор переключился на Джерома и его ярость из-за “мустанга”. Кэрис, хоть и была предана брату, все же призналась, что тревожится за его душевное состояние. Она пояснила, что Джером всегда был чувствительный и – Реймер это заметил – одержим навязчивыми идеями. Он вроде бы с детства притягивал людей и тут же отталкивал. Ему всегда хотелось, чтобы у него были друзья, а когда вырос, то и любовницы, но вот близкие, просто товарищеские отношения вызывали у него отторжение. Джером изо всех сил старался казаться развязным и самодостаточным, но,