Улыбнись навсегда (сборник) - Юрий Иосифович Малецкий

Время шло. Я стоял. Как вкопанный — точнее не скажешь.

В итоге они нашли выход из положения. Он заключался в том, что найден был другой люк, у другой трубы, до которого по крыше было прямо. Что делать? Околевать на крыше — или?.. По горизонтальной прямой, осторожно передвигая ноги, я дошел до люка. И тут… Мы обследовали чердак — тот, в отличие от чердака, из которого я вылез на крышу, был заперт извне на замок! он никуда не вел! Что же теперь? Теперь оставалось сидеть здесь куковать, пока не найдут тех, кто откроет дверь с последнего этажа на чердак… пойди найди!.. Или вот — еще одна пожарная лестница, на которую прямо выходит люк, по крайней мере, не надо переползать; всего-навсего — прямая крепкая лестница с 4-го этажа. Мои коллеги давно уже спустились по ней и теперь «болели» за меня. Эта группа поддержки вдохновила меня на подвиг… До сих пор, да, до сих пор помню каждую ступеньку, осторожно ощупываемую мной, затем — как вцепляется в стальную ржавую ступеньку моя рука, потом — вторая; потом — нога, потом… Не знаю, сколько секунд это продолжалось; знаю только — вряд ли я вдыхал на счет раз, выдыхая на счет два; вряд ли я вообще дышал…

И вот я слез, а точнее свалился с последней перекладинки, как куль — и тут же во мне, в руках-ногах все жилочки словно распустились нитями, как распускается ветхий, драный свитер… Гнесинские молчали. И в наступившей тиши — раздался вдруг голос главаря:

— Я вам что сказал, когда уезжал? Человек боится высоты, понятно? А вы тянете его на высоту! Да плевать мне, что небольшую, запросто можно навернуться! Вам что, труп нужен?!

Что самое интересное, наш непьющий гений, чтобы отпраздновать выход своей книжки, привез купленный им торт «Чародейка»; тогда как я бы предпочел в ту минуту даже не стопарь, а наполненный доверху, с использованием поверхностного натяжения, граненый стакан водки.

Сколько же времени прошло, что он успел обернуться туда-обратно, взять в издательстве связку экземпляров своей книжечки и еще по дороге где-то отовариться дефицитной «Чародейкой»?..

Вспоминаешь сейчас все это, и понимаешь, что у Бога и вправду всего много; и как только где-то нужны фасадчики — они тут же появляются, причем там, где обнаружить их на первый взгляд — было бы странно, да? и зубных врачей, как бы не изменялась численность населения земного шара, всегда в каждый данный момент столько, сколько необходимо той части населения земного шара, у которой болят зубы, верно?

Но и обратно, возьмем в толк, что как только тому ли, другому человеку практически есть нечего, — как только человек на самом деле ищет работу, просто — работу, жизнь сама идет ему навстречу, словно кто-то — и я стою на том, что не «словно», а именно Кто-то — протягивает ему руку. Не стану возводить это в правило, а тем более в закон, памятуя хотя бы о больших числах голодающих безработных в той же Африке; но мой опыт, в обжитом мною не столь уж малом жизненном пространстве, таков: все в мире подогнано, подтесано, предназначено — взаимно друг для друга… все зарифмовано сквозными рифмами, мужскими и женскими, простыми и составными, все звучит паролями и отзывами… неужели эта роскошь версифицирования может быть сама собой!»

11

— А ведь как хорошо здесь, казалось бы, — во всяком случае, для бесплатных пациентов… Более того, — перебил я его (кого — его? он молчал, и я никак не мог его перебить; тогда — себя самого, что еще хуже), весь поддавшись порыву, который, казалось мне, не может не извинить моей неучтивости, — более того, простите, что перебиваю, но, раз уж на то пошло, бессонница бессонницей, ужас ужасом, дурдом дурдомом, но… — но иногда — какие светлые миги просверкивают, летя, через всю душу, расширяющуюся от этого лета по небу размером с само это небо! Какие летучие, сколь счастливые мгновения истины… Впрочем, вот, позвольте уж отяготить ваше ухо еще отступлением, теперь уже в прозе; позволяете?

— Валяйте (в сторону: «Да уж — назвался груздем, так и чего уж»).

— Благодарю! итак:

Рождественская открытка

Я бы всех сюда забрал. Всех-всех, кого знаю от рождения и после. Всех-всех, кроме разве одного, ну, двоих, кого совсем не получается не то, что любить, а просто видеть — глаза бы мои не глядели. Остальных всех. Всем места хватит. Все получат, что каждый любит. Имею в виду — что каждый любит, как выяснилось, на самом деле, а не то, что вроде как любил он в привременной жизни. Все эти «вроде как» и «если бы» тут сами собой отпадают. Всякое «бы», всякое «могло да не» тут — ладно уж, позволим себе маленькое уточняющее опошление — тут не канают. Кто что, как только тут выяснилось, любит, тот то и получит, а точнее земным языком сказать не могу. Верно. Представьте себе, никаких успокоительных и снотворных. Никаких нейролептиков, транквилизаторов больших и малых, психотропных, антидепрессантов и прочее — если есть прочее, не испробованное вами за отведенный земной срок. Как почему? Да потому, проще пареной репы, что вы и без них обходитесь, и куда лучше, чем с ними. Тут ничто не мешает спать и в то же время бодрствовать; кажется, это уже было нащупано, да? Но не тем холодным сном могилы я б хотел навеки так заснуть, чтоб в груди дремали жизни силы… именно-именно. Хотя что-то, мысль эта вот здесь не дотянута, по-моему. В смысле — почему «дремали»? Именно не дремали! Но вектор совершенно верный: одновременно спать — то есть пребывать в полном покое для отдохновения и освежения сил — и быть абсолютно бодрым для приложения этих сил.

(Отмечу: так, в полной осмысленности, говорит и Церковь — одновременно учит Она и о жизни вечной, и — опуская усопшего, покойного в землю: «Покой, Господи, усопших раб твоих», — и, здесь же: «И сотвори ему вечную память»; то есть парадоксальным образом вечная жизнь-сверхбодрствование отождествляется с вечным сном, а наша судьба — с памятью Божией о ней (нас, мне); так, по крайней мере, я вижу дело; могу, разумеется, ошибаться, поправьте — буду только рад.)

Где-нибудь среди здесь ты отыщешь Каина? Нету; не видно ни одного. Одни Авели. И потому еще раз — лехаим! За жизнь — и Жизнь вечную — при закрытых дверях этого Дома. Много званых,