Жизнь гейши. Мемуары самой известной гейши в мире - Минеко Ивасаки

А я не молодела. Я хотела детей. Мечтала узнать, что это такое – быть замужем.

Дзин был такой обаятельный. Во всяком случае, ничто в нем не вызывало моего отторжения.

И тогда я решила начать жизнь с нуля.

Когда он сделал мне предложение в четвертый раз, я согласилась, но при одном условии. Я взяла с него обещание, что он разведется со мной через три месяца, если я не буду счастлива.

Мы поженились 2 декабря, через двадцать три дня после знакомства.

Послесловие

ЧТО произошло потом?

Так как я должна была стать главой семьи Ивасаки, мама Масако приняла в семью и Дзина, и он тоже взял фамилию Ивасаки.

Я подала документы на право стать галеристкой и получила лицензию. Поговорила с компаньонами по ночному клубу, объяснила, что хочу сделать. Все дали мне добро. Со стороны мамы Масако мы встретили на удивление мало сопротивления. Помогло и то, что Дзин был невероятно красивым и обаятельным. Мама скоро прониклась к нему глубокой симпатией, которая не ослабевала потом всю жизнь.

Я так и не открыла ни спа-салон, ни косметологическую клинику. Как только я увидела картину Дзина, весь мой тщательно продуманный план испарился, и его место занял другой. Одна-единственная картина изменила мою судьбу.

Я продала новое здание. Закрыла клуб. Мы с Дзином поселились в доме в Ямасине. Я забеременела.

Мама осталась жить в Гион-кобу и работать гэйко. Из Кунико не вышла бизнес-леди – ее ресторан не принес особого дохода. Она достойно приняла перемену обстоятельств и переехала жить ко мне. Когда родился ребенок, она была в восторге.

Моя чудесная дочь Косукэ появилась на свет в сентябре.

Мама продолжала работать, но каждую неделю приходила навестить нас и всячески участвовала в жизни семьи.

Дзин оказался не просто великолепным живописцем, но и экспертом в области реставрации предметов искусства. Его глубокие познания и совершенство техники реставрации поразили меня. Я попросила взять меня в ученицы. Затем и Кунико тоже захотела учиться – уложив ребенка спать, она присоединялась к занятиям. В итоге мы обе получили документы о дополнительном образовании.

В 1988 году мы построили просторный дом в Ивакуре, северном пригороде Киото. Для каждого из нас в нем была предусмотрена большая студия. Моя дочь выросла, расцвела и превратилась в грациозную танцовщицу.

Думаю, это были самые счастливые годы Кунико. К несчастью, век ее оказался не слишком долог. Она умерла в 1996 году в возрасте шестидесяти трех лет.

В конце 1980-х у мамы Масако начались проблемы со зрением, и мы вместе решили, что ей пора отойти от дел. Ей было за шестьдесят, она достаточно поработала. Свои закатные годы она прожила в радости и умерла в 1998 году, в семьдесят пять.

21 июня 1997 года в 5:45 меня разбудила жгучая боль в горле. Несколько минут спустя зазвонил телефон. Один из ассистентов Тосио сообщил мне, что рано утром мой друг умер от рака горла.

Финал жизни известного актера нельзя назвать счастливым. Его омрачили банкротство, проблемы с наркотиками и болезнь.

Я помогала ему, чем могла, но проблемы были слишком серьезными. Общие друзья посоветовали мне не ввязываться во все эти дела, и я последовала их совету.

За три месяца до смерти Тосио попросил меня приехать. По крайней мере, я успела с ним попрощаться.

Яэко отошла от дел через два или три года после меня. Она продала свой дом в Киото и отдала деньги сыну Мамору, чтобы он смог построить себе дом в Кобэ. Вместо этого он построил дом на средства жены, а те деньги, что дала ему мать, спустил на женщин. Когда Яэко переехала в новый дом, то, к своей печали, поняла, что вовсе не является хозяйкой этого особняка. Невестка выделила ей комнату размером с кладовку, а потом и вовсе выставила свекровь за дверь.

Пару лет назад у Яэко началась болезнь Альцгеймера, и она стала еще более невыносимой, чем прежде. Никто из шести моих ныне живущих братьев и сестер с ней больше не общается, как и я. Я даже не знаю точно, где она живет. Мне грустно думать об этом, но вместе с тем я не могу избавиться от ощущения, что Яэко просто получила по заслугам.

Что касается меня, то я живу свободно и беззаботно. Меня больше не сковывают предписания Школы Иноуэ. Я танцую, когда хочу. Как хочу. И где хочу.

Я благодарна за все, что мне было даровано, за все счастье, которое выпало на мою долю. Это был невероятный путь. Чувство собственного достоинства и принципиальность, которые привели меня в эту тихую гавань, воспитал во мне отец. А еще я обязана матушке Сакагути, тетушке Оиме и маме Масако: они научили меня быть независимой и свободной.

Меня часто приглашают в Гион-кобу. Радушно принимают – но как гостью, а не как танцовщицу, и я с огромной радостью посещаю одзасики, получая от этого утонченное удовольствие. Когда молодые майко и гэйко не узнают меня, я ощущаю ностальгию. Несомненно, они наслышаны обо мне. Когда я называю свое имя, они все без исключения начинают трепетать и спрашивать: «Вы настоящая Минэко? Та самая?» Проводить с ними время замечательно.

Карюкай меняется. В первые годы после того, как я отошла от дел, в Гион-кобу все еще не было недостатка в щедрых клиентах, хорошо разбиравшихся в тонкостях нашей профессии. К сожалению, сейчас все стало иначе. Пока неясно, что ждет Японию, но точно можно сказать, что число по-настоящему богатых людей (таких, у которых есть время и средства обеспечивать существование «мира цветов и ив») заметно сократилось. Я боюсь, что в недалеком будущем традиционная культура Гион-кобу и других карюкай исчезнет. Мысль о том, что от восхитительной традиции останется только форма, лишенная содержания, наполняет меня скорбью.

15 апреля 2002 года, Киото, Япония.

Благодарности

Я не смогла бы написать эту книгу без неистощимого терпения и неустанной поддержки моего мужа Дзина. Когда я много лет назад призналась ему, что хочу опубликовать воспоминания о том, как я была гэйко, на его лице отразилось удивление, но затем он сам постоянно призывал меня рассказывать все без утайки. Во время работы