Меркьюри - Эми Джо Бернс

– С убийством? ― ошеломленно повторил Шэй, опуская кольцо в ладонь Патрику.

– Ладно, с предполагаемым убийством.

– Ты прям как детектив.

– И что?

– Ты этого хочешь?

Шэй пытался выудить из Патрика, чего именно тот хочет, еще с тех пор, когда им было по пятнадцать, но так ни разу и не получил ответа. По крайней мере, в словесной форме.

Легкий ветерок трепал мягкие волосы Патрика, и он выглядел сейчас точь-в-точь как в те дни ранней юности, когда он был несчастный и пришибленный после очередной неудачи: каждый год Патрик пытался пройти отбор в школьную команду по борьбе и так туда и не пробился. Шэй не придавал этому никакого значения, но для его друга это было важно.

– Ведь надо что-то предпринять, ― сказал Патрик. ― Не можем же мы просто похоронить труп, и дело с концом.

– И это все? ― спросил Шэй. ― Это и есть твое желание ― что-то предпринять?

Патрик раздраженно вздохнул. Ветерок стих, и теперь его лицо вновь приобрело многострадальную мину копа-новичка при форме и всем прочем.

– С тобой иногда тяжело иметь дело, Шэй. Знаешь ты об этом?

Это обидно задело Шэя, потому что он как раз неустанно работал над собой, чтобы стать мягким и податливым, как масло на горячей сковородке. Что плохого в том, что он спрашивал своего давнего друга, чего тот на самом деле хочет? Разве что именно это Патрик не готов был произнести вслух.

Для Шэя это уже сделалось едва ли не смыслом жизни: самому отыскивать слова, которые никто не желал высказывать. Началось это с матери, которая так и не объяснила ему, куда же делась ее обувь.

Шэю хотелось верить, что Элиза любит его так же сильно, как и двоих старших сыновей, но к тому времени, как появился младший, в ее душе уже так мало для него осталось. Мик был в восторге от Шэя ― но так, как пес прыгает от радости перед зеркалом при виде себя. Собака думает, что кто-то пришел с ней поиграть. Кто-то, очень похожий на нее и неотрывно глядящий ей в глаза, словно ожидая, что это отражение моргнет. Чего Мик никогда не говорил, но подразумевал: «Я не люблю тебя. Я люблю лишь твое сходство со мной».

Еще он пытался постичь то, чего не высказала Марли – почти девять лет назад, – когда перестала появляться на их семейных ужинах. А потом вдруг однажды возникла опять, уже ждущая ребенка. Тогда Шэй пытался расспрашивать Бэйлора, как такое получилось, но тот лишь что-то сердито ворчал в ответ.

А еще было все то, чего отец не рассказывал о войне, ― эту тему Шэя и его братьев учили почтительно обходить и никогда не трогать.

А еще имелась его собственная тайна. Та правда, которую он не осмеливался озвучить, даже наедине с собой.

Шэй уже очень давно был влюблен в своего лучшего друга и до смерти боялся с возрастом эту любовь перерасти.

Жить с этим было равносильно смерти.

Он мог или остаться в Меркьюри, верный семье и родному городу, придерживаясь некой иллюзии мужественности, что делало его несчастным, или же мог уехать куда-нибудь в дальние края, заранее зная, что Патрик за ним не последует. И то и другое не представлялось возможным, а потому Шэй оставался здесь – девятнадцатилетний парень, опасавшийся, что ему никогда больше не выпадет шанс кого-то полюбить и испытать взаимность.

Шэй мог бы поклясться, что когда-то они с Патриком были едины, как одно существо. Оба любили слушать хард-рок AC/DC и Guns N’Roses. Оба запоем читали «Сепаратный мир»[43], а закончив книгу, внимательно переглянулись, задаваясь молчаливым вопросом о прочитанном. Быть мальчиком для него означало постоянно изгибаться, как причудливая арабеска, чувствительным, ранимым переплетением линий. Иметь тело, наделенное собственными соображениями. Любоваться тонкими нежными крылышками мухи ― и учиться их сокрушать.

Мик Джозеф был убежден, что любовь одного мужчины к другому ― психический недуг. А еще он считал, что затолкать в рот жене горсть снотворного, устав о ней заботиться, ― это акт милосердия. Шэй не был дурачком. И он понимал, что в вопросах, что хорошо, а что плохо, такой человек, как Мик, не может быть верховным судьей. К тому же любовь к Патрику всегда была настолько неотъемлемой частью Шэя, что он так и не научился воспринимать ее как некую отдельную сущность. Это нельзя было ни упрятать, ни удалить, ни зашить. Она таилась в нем повсюду. А еще Шэй не желал с ней расставаться.

Совсем иное дело Патрик. Единственное, чего ему хотелось, ― оставить их особенную дружбу в прошлом. И он использовал любой возможный способ, чтобы от этого избавиться, ведя себя, как подобает настоящему парню: ухаживал за девушками, играл в американский футбол, поднимал тяжелые штанги. Мало того, Патрик ― страшно признать! ― подался в копы. Везде, на что только можно, он нацеплял ярлык маскулинности ― это скучное, суженное и крайне зыбкое представление о том, что означает быть мужчиной. В итоге Патрик застрял в такой же ловушке, что и Шэй, что, впрочем, не мешало ему продолжать попытки освободиться.

Единственное, что смог придумать Шэй, дабы удержаться на плаву и не потонуть в потоке всевозможных несправедливостей в его жизни, это составить перечень того, что, по его мнению, означало быть цельной личностью. Короткий списочек, умещавшийся в его бумажнике за корочкой с водительскими правами.

1. Цельная личность умеет любить.

2. Цельные люди держат обещания.

3. Они всегда говорят правду.

На этом список и заканчивался, поскольку Шэй вовсе не был уверен, что хоть один день в своей жизни говорил только правду. Честность была небезопасна, и он винил существующий мир в том, что тот вынуждает его вести не столь достойную жизнь, сколь ему было предназначено.

Да и что, собственно, повидал он на свете? Весь мир Шэя был ограничен трехминутной дорогой от дома Патрика до его дома, а также маршрутом, идущим через заднюю дверь родительского особняка, мимо больших кустов сирени, вверх по лестнице и внутрь квартиры в мансарде. Его жизнь никогда не выходила за пределы этой карты и ее все более сужающихся границ.

Именно это, как предположил юноша, больше всего и привлекло его к временному священнику прихода наутро после того, как в церкви нашли мертвое тело. Пастор Леннокс был новым человеком в Меркьюри и одним