Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Уже несколько минут экипаж стоял возле ее дома.

– Не горюйте, девочка. Господь Бог все видит. Он защитит чад своих.

Барон Строганов помог Татьяне выйти. Он еще некоторое время наблюдал, как мокрые комки снега шлепаются на крыльцо и превращаются в белое покрывало. К ночи изрядно похолодало, снег не таял. Барон велел трогать. Всю обратную дорогу Татьяна Ларина не выходила у него из головы. Ее залитое слезами лицо стояло у него пред глазами. Она плакала совсем как его Лиза. Не всхлипывала, не кусала губы, не морщила нос и лоб. Просто смотрела не моргающими, широко распахнутыми глазами и огромные слезинки одна за другой катились по щекам. Как две струи хрустального водопада.

Милая чистая девочка, наивно доверяющая людям. Ради своей Лизы он сворачивал горы. Барон и представить не мог, что она заплачет. А кто может защитить от горя Таню Ларину?

Дома Григорий Иванович поужинал в кабинете, попробовал работать, но дуэль глупых мальчишек путала его мысли. Он посидел немного в гостиной, слушая щебетание дочери о подготовке к свадьбе. Они с Анной, ее теткой и его сестрой, выбирали не то вышивку, не то украшения. Как его Лизонька мила и хороша собой! Его умница, его солнышко, его до боли любимая девочка. Ни одна туча не омрачит ее жизнь. Он не допустит.

Совсем поздним вечером, перед самым сном, взгляд барона Строганова упал на литературную газету. Он пробежал ее глазами и ухмыльнулся. Молодежь стала остра на язык. Во времена его молодости за эпиграмму в адрес императора без промедления упекали в тюрьму, могли и головы лишить. Сейчас даже ссылка в монастырь или на военную службу могла пройти мимо бунтаря. Псевдонимы, под которыми острословили поэты, никогда не оставались такой уж тайной, а тут и вовсе в открытую. «В. Ленский» – значилось в подписи к обличающему стишку. Барон снова вспомнил про злосчастную дуэль и про горькие слезы одной юной барышни.

– Ты меня не слушаешь, – попеняла ему сестра, заметив, что Григорий пребывает в задумчивости.

– Мои мысли занимают дела. Прости, душенька моя, – попытался оправдаться он, на что Анна лишь покачала головой.

Барон Григорий Иванович Строганов поднялся ни свет ни заря, что, конечно, с ним случалось нередко, но не в воскресное утро. Он оделся тихо, чтобы не разбудить домочадцев, и отказался от кофе. Торопился.

По свежему тонкому слою снега экипаж отвез его к давнему приятелю по лицею Славке Сырскому, а ныне шефу особенной канцелярии Его Величества, Владиславу Федоровичу. Его даже в воскресное утро стоило искать на службе.

– Приветствую. Я не с праздным визитом, ты уж прости, что в воскресенье, – с порога начал Строганов, когда миновал все посты, проверки и преграды казенного заведения на особом положении. – Дело есть.

Глава 38

– Дорогая, ты куда-то собираешься?

Маменька выглядела словно сова, которая бодрствовала всю ночь, притомилась и собиралась лечь спать, но ей помешали, и теперь она вертела головой, таращила глаза и совершенно не понимала происходящего.

Последние события сильно повлияли на ее жизнь. Обе дочери пребывали в смятении, все планы об устройстве их судеб висели на волоске, она не успевала ни отслеживать изменения, ни реагировать на них должным образом.

– Собираюсь домой. – Татьяна не подняла головы и продолжила складывать вещи. – И вам рекомендую поступить таким же образом.

– Но у Оли свадьба через месяц… – Прасковья вдруг напрочь забыла, зачем она предприняла это утомительное путешествие в Санкт-Петербург. В голове все как-то скомкалось. – Владимир собирается снять особняк… подготовка…

– Боюсь, Олина свадьба не состоится. – В голосе Татьяны звучали ледяные ноты. – К вечеру Владимир окажется либо убийцей и узником крепости за незаконную дуэль, либо мертвецом. Свадьбы точно не будет. А вместо белого платья Ольге придется надеть траурный наряд.

– Нет, ну как же так? – захлопала глазами мать семейства. – Может, еще все обойдется? Живы останутся оба и… Так же бывает?

– Они стреляются при сближении. При таком виде дуэли – нет, не останутся. К тому же… – Татьяна тяжело вздохнула, развернулась к матери и спокойно, чуть громче, чем разговаривала обычно, сообщила: – Мама, я люблю Евгения Онегина. И если Ленский станет его убийцей, я не смогу присутствовать на свадьбе сестры.

– Как – любишь? А он сделает тебе предложение? – спросила Прасковья, понимая, что говорит что-то не то. Вся эта ситуация совершенно подорвала ее душевное спокойствие и даже здоровье. – А как же князь?

Татьяна внимательно смотрела на мать, дожидаясь, когда та сама осознает, что совершенно не о том беспокоится.

Их прервал шум и вскрики из гостиной. Мать и дочь бросились туда. Ольга плакала всю ночь, то затихала до всхлипов, то принималась рыдать в голос, написала шесть писем Ленскому и, совершенно обессилев, с утра походила на собственную тень. По всей видимости, с ней случилась еще одна истерика.

В гостиной Серов залпом выхлебывал воду из бокала, который ему подала горничная. Бледная Ольга устремила на него отсутствующий взгляд.

– Простите, сударыни. – Серов вернул пустой стакан на поднос. – Всю дорогу бежал. Запыхался.

– Что-то случилось? – поинтересовалась Татьяна, которая единственная умудрялась сохранять спокойствие в круговороте событий, но только лишь по той причине, что уже смирилась с самым худшим исходом, который только возможен.

– Да, Ленского арестовали, – сообщил Серов. – Сегодня утром.

У Татьяны закружилась голова, ноги сделались ватными, и она медленно осела на диван.

– Скажите… а второй участник… Евгений – жив? – едва слышно пролепетала она.

– Что? При чем здесь?.. А! Нет, дуэли не будет, – улыбнулся Серов. – Дуэль не состоится. Владимира арестовали за эпиграмму в адрес государя.

– Эпиграмму? – нахмурилась Оленька, не представляя, радоваться или огорчаться. – И что теперь будет?

– Ну это зависит от многих обстоятельств. Мы составим ходатайство о его освобождении, Дельвиг обещал содействие влиятельных лиц. Думаем, на первый раз все обойдется.

– А дуэль не состоится? – Татьяна вопросительно посмотрела на Серова и прочитала на его лице утвердительный ответ. – Дуэль не состоится.

– В таких условиях это абсолютно невозможно, – кивнул он. – Онегину сообщат, я направил письмо.

Татьяна просияла. Это было настоящим чудом. Какие-то высшие силы все-таки существовали.

Она не слышала, как открывалась входная дверь, как кто-то приходил. Не сразу распечатала письмо, которое поднесла ей горничная.

Ее душа ликовала. Ленского из тюрьмы выпустят. Непременно выпустят. За эпиграмму не казнят. Возможно, на время вышлют из Санкт-Петербурга. Но это неважно. Дуэли не будет! Значит,