Евгений Онегин. Престиж и предрассудки - Юлия Фёдоровна Ивлиева

Она развернула конверт. Незнакомым почерком было написано всего одно предложение: «Я нашел способ сотворить для вас чудо. Г. И. С.».

От счастья закружилась голова. Высшая сила имела вполне реальное лицо. Лицо барона Строганова.

Татьяне хотелось петь и танцевать. Как же она была счастлива! Ни одному из ее близких и любимых больше не грозила опасность. Эта проклятая дуэль не состоится. Судьба Ленского, конечно, ее волновала, да и Ольга тревожилась, хоть и перестала безудержно рыдать.

– Меня не пустят к нему? – уточнила она у Татьяны, и так зная ответ.

– Нет, тебя не пустят, – подтвердила та.

– Ну вот пусть посидит! – Ольга назидательно взмахнула указательным пальцем. – Посидит и подумает, до чего могут довести бездумные поступки. Ему будет полезно.

Татьяна кивнула.

– Между прочим, я должна обидеться на то, что он не пожелал со мной разговаривать, объясняться, поверил сплетницам, а не мне… Я обиделась. А он пусть посидит и подумает.

Ольга взволнованно покусала губы и встревоженно посмотрела на сестру.

– Его же не казнят?

– Нет конечно, – поспешно заверила Татьяна.

Она не рассказала сестре о вмешательстве барона Строганова, но и сама мыслями постоянно возвращалась к аресту Ленского. Барон не мог способствовать его заключению, не убедившись, что все обойдется. Владимира посадили ненадолго. Не всерьез. А как же иначе?

Тревожные мысли не давали Татьяне покоя. Онегин говорил, что по ее лицу можно читать как по открытой книге. Все чувства, все мысли на виду. Чтобы мать и сестра ничего не заподозрили, она удалилась к себе и попробовала читать. Ничего не получалось. Смысл романа не проникал в ее сознание, занятое другими мыслями.

Почему не приходил Евгений? Про арест Ленского он знал. Понимал, что дуэли не будет. Арест считался достаточно уважительной причиной для примирения. Но почему же он не явился к ней? Не желал ее видеть?

Татьяна вызвала в памяти их вчерашний разговор. Она кричала, что дуэль и честь – это глупости. Назвала его убийцей. Неужели обидела его? А он? Евгений не обидел ее? Не подумал о том, как она умирала от страха и горя? Как она не смогла и глаз сомкнуть всю ночь, а только и представляла его мертвым?

Слезы навернулись на глаза, а по коже снова побежали мурашки. Ей хотелось крикнуть: «Я обиделась! Я для тебя неважна! Ты не услышал меня. Не захотел понять».

Однако Татьяна знала, что все это не так. Ничего такого она не чувствовала. Она хотела видеть Евгения. Просто увидеть. Живым, здоровым, улыбающимся, глядящим на нее с усмешкой и нежностью.

Время от времени она смотрела на часы. Те отсчитывали час за часом. Никаких новостей. Страх охватил ее сердце. Похоже, Онегин думает, что между ними все кончено. Татьяна убежала, и это можно расценить как нежелание его видеть.

«Он так и подумал, – решила она. – И он больше не придет. Не захочет меня видеть».

Может, написать ему письмо? Но она не представляла, что сказать.

В смятении чувств, в тревоге и страхе прошла вся ночь. Татьяна спала плохо, хоть и вымоталась за последние несколько дней. Устала и уже не понимала, что чувствует и чего хочет.

Рассвет наступил серый, слегка розоватый, будто уже уставший, как и сама Татьяна. Горничная внесла в гостиную букет розовых роз.

– Барышня, вам, – сообщила она и застыла в ожидании распоряжений.

Татьяна совсем забыла о князе. К счастью, у них не назначено встречи. Она не в состоянии сейчас выходить из дома. Оцепенение и какое-то отупение держали ее в плену. Она двигалась, даже улыбалась, но перестала испытывать хоть какие-нибудь эмоции.

От влажных благоухающих цветов веяло жизнью, которой ей сейчас так не хватало. Татьяна сама поставила цветы в вазу, чтобы прикоснуться к бутонам, ощутить под пальцами прохладу шелковых лепестков, даже оцарапаться о шипы. Боль – это жизнь. Ей нужны были эти капли жизни.

На белой, картонной карточке значилось одно слово – «прости». Татьяна мгновенно узнала почерк с обилием вензелей. Князь писал скупо, просто. Цветы принесли не от него. Она поднесла картонный квадратик к лицу. Запах любимого перебил аромат роз. Запах фиалок и мужского одеколона вливался в нее и возвращал к жизни.

Второй букет принесли к завтраку. Чайные розы и крошечная записка. Снова «прости».

Ольга вскинула бровь, ожидая объяснений. Татьяна сияла и сделала вид, будто не замечает сестры.

– Князь так романтичен! – восхитилась маменька. – До чего красиво ухаживает.

– Цветы не из «Императорского букета», – с лукавой улыбкой заметила Ольга.

Татьяна промолчала.

Еще через несколько часов доставили яркие розовые розы. А потом белые с красной окантовкой. До вечера Татьяна получила семь букетов. Аромат цветов наполнил дом, а она опьянела от счастья. Она летала, не касаясь пола, смеялась без повода, голова кружилась, перед глазами летали золотые искры.

– Что-то происходит, – решила Прасковья Парфеновна. Она не узнавала Татьяну. Ее тихая, спокойная дочь так себя не вела. Никогда. – Я уверена, что-то происходит.

– Конечно, происходит, – улыбнулась Ольга. – То, что ты видишь, то и происходит. Татьяна влюблена.

Прасковья Парфеновна подняла на младшую дочь слегка испуганный взгляд.

– Не в князя?

– Нет, – покачала головой Ольга.

Онегин объявился вечером. Он был почтителен, насмешлив, безупречно красив и слегка смущен.

– Следует подать чай, – произнесла Прасковья Парфеновна.

– Ой, мне срочно нужно… в шляпный салон. Мама, пойдем со мной, – прощебетала Ольга и стремительно обернула мать в пальто.

– До завтра не подождет? Оля, что с тобой? – попробовала сопротивляться Прасковья Парфеновна, но младшая дочь ее настойчиво тащила прочь из дома.

– Мама, пойдем. Подышим перед сном, – заявила она, натягивая на голову капюшон.

– Оля, дождь же!

Онегин и Татьяна не заметили суматохи вокруг, а после и вовсе остались одни. Они смотрели в глаза друг другу и видели свои отражения. Наверное, следовало что-то сказать. Но слова – это так мало, так несущественно, когда двоих переполняют чувства.

Онегин шагнул навстречу. Татьяна тоже сделала шаг. Он взял ее руки в свои, перевернул ладонями вверх и поднял к губам. Она почувствовала жар его дыхания, поцелуй. А потом закрыла глаза и потеряла связь с реальностью. Только ощущала сомкнувшееся вокруг кольцо объятий, крепкое тело рядом, настойчивые ласки и жаркие требовательные губы. Они закружились в водовороте прикосновений, поцелуев, ласк. Татьяна смеялась и подставляла губы, лицо, всю себя его рукам и губам.

– Ты выйдешь за меня? – прошептал он между поцелуями.

Она быстро-быстро закивала, задыхаясь от счастья и любви.

«Наверняка предложения добропорядочным барышням делают как-то иначе», – мелькнуло в голове у Татьяны, но она не желала