Пирамида предков - Ильза Тильш

Россия связывалась в моем восприятии с темно-зеленым цветом, бесконечная равнина, бескрайнее море, отливающее синевой, хотя на карте это место было закрашено безобидным, дружелюбным, светло-зеленым цветом. Киев — яркое, белое пятно, Днепр — розовая река, Одесса — темно-красная пенящаяся волна, которая, поднимаясь из зеленых глубин, обрушивается в темно-синюю пучину.

Анни сидела за партой, перед ней на парте лежали учебники и тетради, она глядела в окно и была погружена в цветные, красочные мечты. Говорила ли она с кем-нибудь об этом? Едва ли, ведь от одноклассников ничего, кроме насмешки, она не ждала.

При большем прилежании могла бы достигнуть большего, было написано старинным витиеватым почерком в ее табеле, желательна более активная работа на уроке.

В сентябре начались уроки латыни. Когда они обедали всей семьей, Генрих проверял за столом, как Анни выучила латинские слова и грамматические формы, Анни должна была тут же отвечать, не размышляя, знать наизусть поговорки, amicus certus, si tacuisses.[6] Плохо было, если ответ не следовал сразу за вопросом, отец строго поглядывал на нее, атмосфера в столовой была словно наэлектризована. Загруженный работой Генрих постоянно находился в нервном напряжении, после начала войны с Россией он то молчал, то разражался целыми речами; комок нервов, говорила мать. Ему нравилось проверять знания латыни у своей двенадцатилетней дочки, он радовался, что может хоть немного отвлечься.

В лагере переселенцев теперь жили немцы из Болгарии, их жены рожали не так много детей, как бессарабские женщины, но многие из них болели заразной болезнью глаз, и лечение было очень трудоемким.

Частая проверка знаний латыни за обедом, воспоминание, которое осталось, боязнь не’ответить, радость, когда хвалили, не только отец, но и в школе. Анни начала получать хорошие отметки за то, что она назубок знает спряжение глаголов и бегло переводит. К ней, конечно, относились бы в школе лучше, если бы она вдобавок к знаниям могла во время игры (мяч над сеткой, народный волейбол) принять мяч, сильно закрученный игроком команды противников, и послать его обратно, но она постоянно пропускала мячи и роняла их, если мяч летел ей в живот или в грудь. Она как была, так и осталась неуклюжей и никак не могла стать шустрой, как гончая.

Латинские слова, контрольные по математике, домашние задания, игра на пианино, открытый бассейн летом и осенью, книги, игры с друзьями. Фильм Подводные лодки идут на Запад. Специальные сообщения, которые передавались по радио, Анни слушала их вполуха, странные незнакомые названия русских и украинских городов, рек, разговоры взрослых о том, что теперь проводятся венчания на расстоянии, жених выражает свое согласие на фронте, в присутствии своего командира, а невеста — в присутствии государственного служащего у себя дома, на родине, или вообще, на одной из радиостанций центральной радиосети Германии, после венчания новоиспеченной паре разрешалось поболтать друг с другом по радио.

Ты не хочешь так жениться? Нет, конечно нет, но это ведь хоть какое-то решение, если бы подобных свадеб не было, на свет появилось бы огромное количество внебрачных детей.

И вообще, сейчас рождается больше детей, чем в мирное время. И намного больше мальчиков, чем девочек, в военное время всегда так бывает, это естественная замена погибшим мужчинам. Адельхайд Критч тоже подарила фюреру ребенка.

(Это ты выдумала, говорит мать, такого у нас никто не говорил.

Но я все-таки уверена, что Анни слышала эту фразу — кто-то из взрослых обмолвился. А иначе почему Анни с такой смесью любопытства, почитания и недоверия смотрела на Адельхайд Критч, которая вернулась после долгого отсутствия в Б., полногрудая, уже почти взрослая женщина с походкой враскачку, со светлыми, спадающими на плечи волосами и высокомерным выражением лица? Прошло много времени, прежде чем Анни успокоилась и забыла об этом.)

* * *

Мы утешаемся удобным словом случайность, когда люди вдруг одновременно пишут друг другу письма, когда звонит телефон, а у нас как раз появилось чувство, будто он именно сейчас должен зазвонить, когда мы встречаем на улице человека, которого давно не видели и о котором как раз сейчас подумали, причем встречается он нам в таком месте, где его вроде бы никак не должно быть, когда во сне мы видим то, что несколько позже действительно происходит, или когда придуманные нами истории однажды действительно происходят. Мы уже свыклись с тем, что существуют взаимосвязи, силы, которые освобождаются, когда очень напряженно думаешь о какой-то вещи или человеке, сцепления, которым (еще) нет объяснения.

Я, Анна, видела во сне карту России, которая висела в комнате у отца и по которой он следил за перемещением линии фронта, когда выкраивал немного времени. Передо мной во сне была карта России, западная часть, громадная белая плоскость, совсем не то темно-зеленое море, которое Анни поначалу представляла себе, плоскость, окаймленная светло-зеленой границей. Города Сталинграда на этой карте не было, когда начались бои за Сталинград, отцу нужно было повесить на стену своей комнаты новую карту, но он не повесил.

Через несколько дней после этого сна я зашла в магазин в центре Вены, чтобы купить путеводитель для задуманной поездки в Грецию, там я увидела на прилавке стопку старых географических карт и стала перебирать их, пока продавец был занят с другими клиентами. Среди старых, частью пожелтевших, более или менее поврежденных листов был один, наклеенный на упаковочный картон, оборванный по краям и почти расползшийся от влаги: Россия, западная часть, огромная белая равнина в светло-зеленой окантовке.

Эта карта явно не висела на стене в гостиной, это было по ней видно, места сгиба прорывались, их снова склеивали, кто-то, кто пережил ужасы двух русских зим, носил ее в своем ранце, обозначал на ней линию фронта, держа карандаш в онемелых от холода пальцах, замерзая, отмечал места, близ которых шли бои. Я спросила, сколько стоит эта карта, стоила она совсем дешево, я купила ее и принесла домой. Дома я прикрепила карту кнопками к стене в своей комнате и стала читать названия мест, которые были обведены красным карандашом: Одесса, Николаев, Киев, Смоленск, Минск и Витебск, Орел и Брянск, Днепропетровск, Севастополь, Харьков, Курск. Москва тоже была обведена красным кружком. (Чтобы найти Сталинград, нужна была другая карта, но ее я, пожалуй, никогда не повешу.)

Я пытаюсь пробиться сквозь десятилетия, туда, к малышке Анни, которая стоит в комнате отца перед картой России, читает ему по слогам неизвестные названия, пытается правильно их выговорить: к двенадцатилетней худенькой девочке, которая с нелепой шестимесячной завивкой